Краем глаза

Одна мелочь, одна-единственная, не выходила у неё из головы. _г

Но она не могла полностью полагаться на свою память, потому что стояла у операционного стола в невменяемом состоянии. Может, она ничего и не видела, только подумала, что видела.

Одна мелочь. Одна-единственная. Но очень важная, и Целестина знала, что должна получить однозначный ответ, прежде чем покинуть больницу Святой Марии, пусть для этого и придётся ещё раз взглянуть на ребёнка, порождение насилия, убийцу её сестры.

Глава 19

В больницах, так же как на фермах, завтракают рано, чуть ли не с рассветом, потому что и выздоровление, и ведение сельского хозяйства — работа тяжёлая, и долгие дни уходят на то, чтобы спасти человеческие существа, тратящие не меньше времени на приобретение тех самых болезней, от которых потом пытаются избавиться.

Два яйца всмятку, кусочек хлеба, стакан яблочного сока и блюдечко апельсинового джелло[13] принесли Агнес Лампион в тот самый час, когда на фермах в глубине материка петухи ещё кукарекали, а толстые курицы самодовольно квохтали над только что снесёнными яйцами.

Хотя спала Агнес хорошо, а кровотечение удалось полностью остановить, она слишком ослабела, чтобы самостоятельно справиться с завтраком. Обычная ложка весила для неё никак не меньше лопаты.

И аппетита у Агнес не было никакого. Все её мысли занимал Джой. Рождение младенца здоровым она почитала за счастье, но оно никак не компенсировало её утрату. И пусть по жизни Агнес успешно противостояла депрессии, теперь на её сердце опустилась темнота, которую не могли рассеять тысяча, а может, и десять тысяч рассветов. Если бы дежурная медсестра попыталась уговорить её позавтракать, Агнес скорее всего отказалась бы от еды, но она не могла устоять перед настойчивыми уговорами одной известной ей портнихи.

Мария Елена Гонзалез, очень решительная, при всей её миниатюрности, дама по-прежнему находилась в палате. Да, кризис миновал, но она ещё не убедила себя, что врачи и медицинские сестры смогут обеспечить Агнес должные уход и заботу.

Сидя на краю кровати, Мария чуть подсаливала яйца и с ложечки кормила Агнес.

— Яйца — это будущие цыплята.

— Из яиц вылупляются цыплята, — механически поправила её Агнес.

— Que?

Агнес нахмурилась:

— Должно быть, я не о том. Что ты имела в виду, дорогая?

— Эта женщина спрашивала меня о курицах…

— Какая женщина?

— Неважно. Глупая женщина, которая высмеивала мой английский, пыталась сбить меня с толку. Она спрашивала, курица появилась первой или сначала было яйцо.

— С чего всё началось, с курицы или яйца?

— Si![14] Так она и сказала.

— Она не высмеивала твой английский, дорогая. Это стародавняя головоломка. — Мария не поняла этого слова, и Агнес объяснила его значение: — Никто не может найти на неё ответ, независимо от владения английским. В этом всё дело.

— Зачем задавать вопрос, на который нет ответа? Какой в этом смысл? — Мария озабоченно посмотрела на Агнес. — Вы ещё не пришли в себя, миссис Лампион, у вас затуманена голова.

— Голова у меня ясная.

— Я отвечу на головоломку.

— И каков твой ответ?

— Первая курица должна появиться с первым яйцом внутри её.

Агнес проглотила ложечку джелло и улыбнулась.

— Да, в конце концов, все очень просто.

— Всё должно быть.

— Должно быть что? — спросила Агнес, допивая через соломинку последние капли яблочного сока.

— Просто. Люди стараются все усложнить, хотя можно обойтись без этого. Весь мир прост, как шитье.

— Шитье? — Агнес подумала, а может, в голове у неё по-прежнему туман.

— Шитье иглой. Стежок, стежок, стежок. — Мария убрала поднос с кровати Агнес. — Узел на последнем стёжке. Просто. Надо только выбрать цвет нитки и тип стёжка. А потом стежок, стежок, стежок.

Тут пришла медсестра, чтобы сообщить хорошие новости: маленький Лампион настолько хорошо себя чувствует, что его вынули из инкубатора. В подтверждение её слов в палате появилась вторая медсестра, толкая перед собой колыбель на колёсиках.

Первая медсестра, сияя, как медный таз, наклонилась над колыбелькой и достала розовое сокровище, завёрнутое в белое одеяло.

Совсем недавно Агнес не могла поднять ложку, но теперь силой она сравнялась с Геркулесом и смогла бы удержать две упряжки лошадей, рвущихся в разные стороны, не то что крошечного младенца.

— У него такие прекрасные глаза, — умилилась медсестра, которая передавала новорождённого в материнские руки.

Но в ребёнке всё было прекрасным, не только глаза, личико, не столь сморщенное, как бывает у большинства новорождённых, словно указывало на то, что он вошёл в этот мир с чувством умиротворённости, которое никогда не покинет его, пусть жить придётся далеко не в самом спокойном месте. А может, его наделили несвойственной младенцам мудростью, и его лицо разгладили знание и опыт. А головку покрывали густые волосы, темно-каштановые, как были у Джоя.