Край

– Пока я лежал на больничной койке, мне принесли отчеты за три месяца действия мероприятий по выводу региона из депрессии, – продолжал Демидович. – Многого не требовалось, всем ясно, тут процветания никогда не будет. Задача стояла элементарная – показать пару процентов улучшения. Народ бы вздохнул, мол, лучше – это не хуже, а насколько – дело пятое. Но вот смотрю в бумажку и читаю, что количество преступлений в среднем увеличилось на четверть! Убийства, грабежи, изнасилования – куча строчек с циферками, одна другой краше. Средний доход населения упал на пять процентов. Молокозавод перестал уделять время молоку и занимается разливом платоновки…

«И про платоновку знает, старый хрыч, – подумал Платон. – наверное, друзья-алкаши рассказали». Словно прочитав его мысли, Демидович добавил:

– Про платоновку уже в центре всем известно. Пошлятина! Особенно в бутылках из-под молока. Ничего доверить нельзя!

Последние слова задели за живое. Платон побагровел и громко, даже Валентина расслышала, прокричал:

– Я, в отличие от вас, на кроватке в больничке не отлеживался, а хотя бы пытался что-то делать.

– Попытки мало, – спокойно ответил Демидович.

– Что вы от меня хотите? – вскипел Платон. – Почему крайним должен быть я? Лужина берите и наказывайте.

Котов поглядел на него.

– Лужина я держу, потому что он верный, а тебя – за исполнительность, – сказал он тихо. – Лужин по-прежнему верный, а ты свою исполнительность не доказал.

– Может быть, я тоже верный.

– При малейшей возможности ты от меня избавишься. По глазам вижу.

Демидович открыл нижний ящик стола. Платон похолодел. Котов продолжал шуршать всякой мелочью, вроде коробочек, кульков и прочего хлама, но то, что он искал, не хотело находиться. «Где же оно?», бормотал он. Когда стало понятно, что ящик пуст, посмотрел на Платона.

– Где? – спросил хриплым голосом. – Тут, кроме тебя, никто не ошивался!

Платон откинул борт пиджака и достал пистолет, направив дуло на Котова. Большим пальцем машинально отключил предохранитель, как учили во время стрельб.

– Отдай, мальчишка! – потребовал Демидович. – Это мое табельное оружие! Я за него головой отвечаю, сосунок! Я тебя за него сгною!

– Прочь! Убирайтесь! – Платон почувствовал, как к лицу прилила кровь, и все вокруг поплыло по часовой стрелке. Он никогда не испытывал подобного состояния, но оно ему понравилось. Он чувствовал себя всемогущим и готовым на любой поступок. – Никому не позволю называть меня сосунком!

Демидович вскочил, перегнулся через стол и слабой стариковской рукой ухватился за дуло.

– Отдай, – процедил он сквозь зубы. – Тебя не учили в школе, что нельзя брать чужие вещи?

Платон подергал пистолет, однако Котов упорно не желал сдаваться, но при этом трясся, словно тряпичная кукла.

– Я выстрелю. Мне терять нечего. Какого-то старого алкаша никто жалеть не станет.

– Черта с два, – прохрипел Демидович, – ты только чужими руками можешь что-то сделать. Отдай, тебе говорю!

Он еще раз сильно потянул пистолет на себя, и Платон почувствовал, как его палец дернулся и нажал спусковой крючок. Хватка Демидовича ослабла. Платон вскочил, продолжая держать оружие.

– Я же предупреждал, – сказал он с обидой, – вы никогда не слушали, что я вам говорю!

Генеральный инспектор походил на рыбку, беззвучно открывающую и закрывающую рот за стеклом аквариума.

– Вы сами виноваты! – крикнул Платон. – Думаете, меня можно отправить на свалку? Ошибаетесь! Я не какой-то мусор!

Демидович упал навзничь, зацепившись за кресло.

Валентина вызвала вооруженную охрану после звука выстрела. Перед этим из кабинета доносились крики, поэтому она поняла, что дело плохо.

Только она положила на телефон трубку, как в приемную вышел Платон с пистолетом в руке. Валентина разглядела оружие. Она едва не потеряла сознание от испуга и осторожно встала на колени, надеясь, что сегодняшний день не станет последним рабочим днем в ее неинтересной, но все-таки жизни.

Платон не обратил на нее внимания. Ему нужно быстро покинуть здание, пока его не остановили.

– Стоять! – прокричал молодой охранник.

Платон направил на него пистолет, удовлетворенный тем, как тот побледнел.

– С дороги! Я не шучу!

Парень поднял руки и отошел в сторону.

– Спасибо за содействие, – поблагодарил Платон, оттолкнул охранника и захлопнул за собой дверь.

Валентина бросилась в кабинет и увидела лежащего на полу раненного Котова. Он тяжело дышал, обреченно глядя в потолок. Красная от крови дрожащая рука лежала на судорожно сокращающейся груди. Она схватилась за сердце и простонала:

– Ой, мамочки! Что ж творится?!

– Сукин сын, – прошептал Демидович и закрыл глаза.

57.

Он бежал по коридорам, не узнавая ничего вокруг, словно в лабиринте, выступая в роли подопытной крысы в поисках выхода.

Прыгал по ступенькам, натыкался на монстров с дубинками, пытавшихся его остановить. Видя их, он разворачивался и устремлялся в противоположную сторону.

Твари, испуганно смотревшие на него из полуоткрытых дверей, оказались относительно безопасны и быстро отскакивали при виде пистолета. Он взмахивал рукой, и они с визгом забивались под столы и стулья.