Край бесконечности

Сюэ Лин до сих пор, казалось, была важна для американца, чем-то его притягивая. Она была источником информации Вэя о сложном, непредсказуемом, непостоянном нраве его союзника. К сожалению это означало, что Вэй не мог позволить дочери уехать. Он уверял себя, что более значимые соображения, благо всей общины важнее ее желаний, и про себя говорил, что после трагедии, выпавшей на ее долю в детстве, жить ближе к тому, что стало ей домой, рядом с отцом, лучше для самой Сюэ Лин, знала она об этом или нет.

С ним говорил председатель Чан Ко.

– Простите, господин председатель. Не могли бы вы повторить?

– Я сказал, что мы уже второй день ведем проверку проекта, этого Обелиска, как его называют в средствах массовой информации, – или Каприза Вэя, как, я уверен, прозвали его ваши люди. Вскоре мы должны вынести решение о том, стоит ли разрешать вам вести дальнейшую работу над проектом.

Вэй осторожно ответил:

– Вчера мы рассмотрели практическую ценность башни. То жилое пространство, которое она обеспечит. Толчок, который она уже придала местной промышленности, развитию навыков и технологий, приспособленных к марсианским условиям. Это сложная задача, а мы, как народ, раскрываемся с наилучшей стороны, когда речь идет о по-настоящему сложных задачах.

– Люди погибли. Это совершенно абсурдная беззащитность от метеоритных ударов…

В отличие от плотной земной атмосферы разреженный воздух Марса не спасал ни от солнечной радиации, ни от попаданий метеоритов даже среднего размера.

Кендрик уверенно сказал:

– Это проблема, которую можно решить при помощи систем предупреждения, орбитальной защиты, лазерных батарей…

– Ха! Типичный ответ Героического поколения. Без сомнения, все это будет дорого стоить. Проект Обелиска уже исказил экономику всего региона. Некоторые считают, что это просто безумие, помпезная блажь.

Кендрик встал, всеми своим видом выражая возмущение дурными манерами председателя.

– Помпезная? Вы так видите этот проект, как помпезную блажь? Мистер председатель, задача башни Цао Си подарить настоящему поколению собственную мечту. Дать им нечто большее, а не просто задачу воплотить мечтания их родителей…

Он взглянул на Вэя.

Тот знал, куда теперь должен пойти этот спор. Они часто репетировали возможную речь. Вэй даже согласился с ней, хоть и не полностью. Каждый хочет быть первопроходцем. Первым на Марсе, как Цао Си! Или обитателем населенного мира будущего, живущим на терраформированном Марсе, или, по крайней мере, под куполом достаточно большим, чтобы накрыть Тайвань, – таким большим, чтобы дети росли без видимых стен вокруг. Видите ли, никто не хочет быть промежуточным поколением. Никто не хочет быть колонистом. Вот почему у колонистов столь острая проблема кадров. Но ведь и им нужны мечты. Мы строим эту башню не потому, что это разумно. Мы делаем это именно потому, что это большой жест, да, пусть даже помпезный. Это цель, памятник для детей, которые не могут мечтать о путешествии на Марс, потому что родились здесь. Их шанс оставить след в истории.

Вэй молчал. Все смотрели на него, даже Кендрик, который сел рядом.

– Паньгу, – сказал он наконец.

– О чем вы, Вэй Бинлинь?

– Я – Паньгу. Или мой коллега. Паньгу, который родился во вселенском яйце, рос там восемнадцать тысяч лет и встал… – Он оглядел пустые лица людей, сидящих вокруг. Интересно, сколько из них вообще понимали, о чем он говорил? Культура китайского Марса быстро отдалялась от родины. Вэй и сам чувствовал себя старым, а ему исполнилось лишь пятьдесят три. Он уже десять лет потратил на работу с этим человеком, этим монстром, Кендриком, и все еще не закончил.

Молчание нарушил один из бюрократов:

– Нельзя было назначать пилота на административную должность. Герой «Подсолнуха»! Он всегда был способен на подобный жест. Однажды герой – всегда герой, да, капитан Вэй?

Чан Ко сурово кивнул:

– Вы явно привязались к этому монументу, Вэй Бинлинь. Этому монументу или капризу.

– Конечно, так и есть, – сухо заметил Кендрик. – Но он не может остановиться. Мы не можем остановиться…

Вэй собрался с силами.