Край без Короля или Могу копать, могу не копать

Белладонна огляделась по сторонам.

— Кроме этих двоих тут больше никого нет?

— Нет, — сказал Фонси, — остальные все внизу, под камнями.

Он покачнулся и ухватился за ошейник Заливая, чтобы не упасть. Заливай гавкнул и лизнул хоббита в нос.

А со стороны леса шла, держа в руке поводок Заливая, Лилия Чистолап. Самая чудесная девушка в Шире и на всём белом свете, самая красивая, любимая и синеглазая, появилась вдруг на самом краю Глухомани. И стало хорошо и страшно — а вдруг это не она? Вдруг она не настоящая?

Фонси шагнул было к Лилии, чтобы обнять, поцеловать, убедиться в том, что она и правда здесь, и не видеть больше ничего, кроме её глаз, синих, как ширское небо, но что-то остановило его.

Впервые в жизни Лилия смотрела на Фонси настороженно и опасливо, и хоббит решил, что кидаться к ней с поцелуями сейчас не надо. Он прерывисто вздохнул и вежливо поклонился Лилии. Взгляд девушки смягчился, она кивнула в ответ, и Фонси понял, что поступил правильно.

— Ты точно цел? — Белладонна взяла его за плечи и подвигала их туда-сюда. — А ну-ка вдохни глубоко-глубоко. Ничего не болит?

— Всё болит, — Фонси вдруг понял, что не может удержаться от смеха, — вдыхаю — болит, и выдыхаю — болит.

Белладонна вдруг показалась ему большой-пребольшой, а потом в глазах у Фонси потемнело, и ноги перестали слушаться.

— Дядя Гэндальф, — услышал он обеспокоенный голос сестры, — дядя Гэндальф!

...Пахло мёдом, и цветущим широким лугом, и вересковым элем из корчмы в Северной Доле, и сразу всеми пряностями, как в тот раз, когда Фонси опрокинул матушкин заветный сундучок, и ещё чем-то знакомым и незнакомым. Хоббит открыл глаза и увидел волшебную синеву глаз своей любимой.

— Сделай глоток, — велела Лилия, и Фонси почувствовал возле губ горло баклажки, из которого и исходил чудный запах. Лилия чуть наклонила баклажку, и Фонси послушно отпил из неё. Это был точно глоток лета. Забилось сердце, и тепло разлилось по телу, в голове начало проясняться, и тупая боль во всех мышцах утихла.

— Хорошо... — не отрывая глаз от лица Лилии, проговорил Фонси, — как хорошо...

Он понял, что лежит на подстеленном плаще, и что Белладонна поддерживает ему голову, а Лилия сидит рядом и держит его за руку. Но на его пожатие она не ответила, а забрала руку и поднялась на ноги.

Над Фонси возникла длинная седая борода, из-за которой виднелся внушительный нос и прищуренные глаза старого волшебника.

— Поднимайся, путешественник! — Гэндальф протянул Фонси руку. — Можешь стоять?

— Могу, дядя Гэндальф, — удивлённо ответил хоббит, встав на ноги и обнаружив, что стоит твёрдо и падать не собирается, — что это за напиток такой чудесный?

— Эльфийский мёд, — охотно ответил Гэндальф, — его готовят в Ривенделле.

Фонси встряхнулся, чувствуя, как проясняется в голове. Без сознания он пролежал, похоже, недолго — солнце было примерно там же, где он видел его последний раз. На пустоши было спокойно и мирно, и только фырканье лошадей нарушало тишину.

К Фонси подбежал Заливай и лизнул его в подбородок, где осталась капелька мёда.

— Заливай, фу! — оттолкнул хоббит собаку. — Дядя Гэндальф, а его-то вы откуда взяли? И откуда вы здесь вообще взялись?

— Это, беспокойный ты Тук, долгая история, — ответил Гэндальф, — сейчас мы разведём костерок и перекусим перед обратной дорогой, тогда и расскажу.

— Белладонна, дитя моё, — позвал волшебник. — Репку бы надо стреножить!

— Сейчас, дядя Гэндальф, — отозвалась Белладонна и побежала ловить пони, убредшего вверх по склону в поисках травы.

Гэндальф свистом подозвал свою лошадь и начал рыться в чересседельной сумке.

— Я схожу принесу хвороста, — сказала Лилия и пошла в сторону леса. Фонси двинулся было за ней, но Лилия снова взглянула на него со страхом, и он остался возле волшебника.

— Дядя Гэндальф, — спросил Фонси, дождавшись, пока девушка отойдёт, — а Лилия что, пешком пришла?

— Лилия на Заливае приехала, — сказал Гэндальф, — ты разве не видел?

— Как Лутиэн! — восхищённо сказал Фонси, смотря девушке вслед.

— Именно так, — согласился Гэндальф, — и на дерево в Раздорожье она залезла тоже, как Лутиэн. Так вот и рассказывай в Шире старые сказки — непременно найдётся какой-нибудь такой Тук и махнёт искать неведомо чего.

— А что она делала на дереве?

— Сидела и не слезала, — Гэндальф вытащил из сумки небольшой котелок, — а я оказался виноват. Живи в Шире не хоббиты, а народ повспыльчивее, боюсь, надавали бы мне по шее. И за твой уход мне тоже попенять не забыли. Дескать, сказок наслушался.

— Так я же и наслушался, дядя Гэндальф, — улыбнулся Фонси, — я хотел сильмарилы...

— Да, мы это поняли, — кивнул Гэндальф, — особенно когда узнали, что ты попросил у гномов нож по железу. И спрашивал у Элрохира, не родня ли ему Тингол.

— Я думал, что если родня, так он, наверное, сильмарил себе взять захочет.

— Ты думал? — седые брови старого волшебника взлетели вверх, как крылья большой белой совы. — Ты, Хильдифонс Тук, думал? Вот уж где сказка-то!

Совсем неподалёку фыркнула Репка, и Фонси вздрогнул, не увидев рядом с лошадкой её хозяйки.

— Белладонна! Где Белладонна?

Гэндальф схватил свой посох.