С каким бы удовольствием я использовал свои записные книжки, которые таскал с собой всю дорогу, именно в этой долине! По природе отнюдь не оптимист, я задолго до начала путешествия представлял себе различные несчастья: перелом ноги, вывихнутое плечо, поврежденный позвонок, в общем что-нибудь такое, от чего люди не умирают, однако надолго оказываются не в состоянии продолжать путь… Итак, я буду лежать больной, вдали от всякого жилья. Двух шерпов придется послать в Индию, двое других останутся присматривать за мной. Шесть недель, а то и больше мы будем ждать врача из Индии…
Представив себе все это, я и запасся бумагой: кто знает, может, и выпадает такая несчастливая возможность осуществить, наконец, свою мечту – написать книгу на покое!
В долине Барбунг Кхола я невольно поймал себя на мысли, что, если беде суждено случиться, пусть это будет здесь. Но все обошлось благополучно…
Миновав гору Мукут Химал (6700 м), мы под вечер третьего дня вышли к деревушке Шань-Ба.
По крутой деревянной лестнице я поднялся на плоскую крышу одного из домов и увидел маленькую девочку, которая разложила на одеяле для просушки ячий сыр. Заметив меня, она горько расплакалась; я же, увидев сыр, или, скорее, творог, почувствовал себя вдвойне голодным после однообразной диеты последних дней. Прежде всего, я попытался убедить ребенка, что меня не надо бояться, а когда это удалось, показал на сыр, затем на свой собственный впалый живот и рот.
Девочка оказалась смышленной. Она взяла столько творога, сколько умещалось в ее маленьких ручонках, и протянула мне. Я съел все, и снова грязные ручонки подали мне творог. Так повторилось несколько раз, пока я не наелся. Половина творога была уничтожена, девочка сияла от радости, а я думал: что-то скажут ее родители…
После короткого отдыха мы вышли из деревни и зашагали по горному склону. Виды один великолепнее другого открывались перед нами. Вершины, казавшиеся на карте отлогими и легкодоступными, острыми силуэтами вырисовывались на безоблачном небе. За Чурен Хималом поднимался на высоту семи тысяч метров могучий треугольник, увенчанный шапкой снега и льда. В сгущающихся сумерках он казался сказочным темно-синим существом с ослепительно сверкающим мешком на спине. Никогда в жизни я не видел подобной вершины. Какое счастье было бы идти по этому материализованному солнечному лучу высоко над окружающими долинами! Но глубокие пропасти сменялись скальными выступами. Неодолимый барьер преграждал нам путь в царство невесомого льда…
Ночь мы провели в деревушке Бинь-Динь, на высоте 3900 м. Нам предусмотрительно постелили у очага, однако посоветовали остерегаться злых собак и ночью без ледоруба не выходить. На ужин нам предложили чанг и жареную кукурузу.
Местные женщины носили головные уборы, которые сразу заставили меня вспомнить о моей родной Австрии. У нас в Инсбруке часто можно увидеть на головах у женщин «гольденес дахл» («маленькая золотая крыша»). И тут я обнаружил нечто очень похожее. Тонкие пластины золота, скрученные на концах в трубочку, лежали на волосах наподобие двухскатной крыши. По краю пластинки были выложены бирюзой и кораллами.
Я спросил, носит ли кто-нибудь еще в этих краях такие головные уборы.
– Нет, кажется, нет.
– А из чего их делают?
– Из золота, чистого золота, которое намывают из речной гальки. Ведь здесь живут бедные люди, у них нет денег на дорогие покрывала и одежды из Индии и Тибета. Вот и приходится довольствоваться золотом.
Я извинился за свою назойливость и сказал, что, конечно, покрывала и шерстяные платки – это очень красиво и даже модно, но, тем не менее, большинство женщин в Европе и Америке было бы неизмеримо более счастливо, имея головной убор из чистого золота.
Женщины смотрели на меня недоверчиво: подшучивает, небось. Да и можно ли ожидать иного от мужчины, у которого нет своей земли, который бродит кругом, как нищий, и выпрашивает плоды чужого труда, собранные на чужих полях!
Они закивали сурово и укоризненно. Солнечные блики играли на золотых скатах.
На следующее утро проводник предупредил, что может идти с нами только еще один день, до деревни Корк. Дальше будет уже так жарко, что ему придется возвращаться со своими яками домой.
С высокого склона мы спустились к берегу Барбунг Кхола и во второй половине дня пришли в Корк. Здесь проходит граница, ниже которой тибетцы не водят своих яков и овец, опасаясь погубить их. Правда, Корк лежит на высоте 3200 м, но высокие горы не подпускают к долине ветры.
Весь следующий день мы посвятили отдыху и разбору снаряжения. Местные жители продали нам мед, страшно сладкий и полный мертвых пчел. Мед быстро подорожал, как только они обнаружили, что он пользуется большим спросом. Первая пиала стоила одну рупию, а за вторую с нас запросили уже пять!