Край чудес

Кира фыркнула. Лежать так, чувствуя боком тепло Тараса, его запах – цитрусовый одеколон, мятный шампунь, легкая отдушка футболки, кажется лаванда, было спокойно и привычно. Кира уткнулась носом в его плечо, губами прикоснулась к коже. Тарас не почувствовал. Или сделал вид. Кира потерлась об него щекой. Тот повел плечом, но от компьютера не оторвался. Кира вздохнула, отодвинулась и притихла. Их близость дарила ощущение дома, куда большее, чем стал приносить Кире сам дом. Стены давили на нее с четырех сторон. Кира распахивала окно, но сквозняк беспокоил деда, тот начинал дергаться, поджимать ноги, бормотать недовольно:

– Дует, дует, Маруся, дует мне, сдует сейчас.

И мама тут же спешила закрыть все до малой щелочки, даже шторы задергивала.

– Ты не видишь, дедушке холодно!.. – раздраженно шептала она, округляя глаза.

Кира не отвечала, уходила к себе, подтыкала пледом дверь, открывала окна и стояла, всхлипывая, пока слезы не высыхали на щеках, оставляя пересохшие дорожки. Они потом сильно чесались, и Кира терла их до красноты. И в горле начинало першить, то ли от слов – обидных и злых, которые она сдерживала, то ли и правда от сквозняка, и дед был прав хотя бы в этом.

Рядом с Тарасом тяжелые мысли отступали, но приходили другие. Чем горячее становилась кожа Тараса под ее ладонями, когда они обнимались, – вроде бы случайно, ничего такого, просто дружеские объятия, – тем сложнее Кире было делать равнодушный вид. Хотелось стать еще ближе, не случайно мазнуть губами по щеке, а поцеловать. Не наскоро сцепиться пальцами, а идти, взявшись за руки, легонько сжимая их в подтверждение: мы вместе, мы на самом деле вместе, как друзья, но не только. Позволить себе это «не только». Прямо сейчас. Отпихнуть с его колен ноутбук, оплести шею руками, заставить посмотреть и увидеть, что они уже не дети из общей песочницы. И поцеловать его, дубину эдакую. Обхватить лицо за колючие щеки, выдохнуть горячо. Голову чуть влево, чтобы не столкнуться носами. Верхняя губа к верхней, нижняя к нижней. Сначала легко, потом крепче. Вдохнуть поглубже, приоткрыть рот, осторожно, чтобы зубы не клацнули, иначе станет смешно, и все закончится. Пусть не заканчивается. Пусть длится. Пусть дыхание тяжелей. Пусть его ладони лягут на полоску кожи, где задралась футболка, и медленно скользнут выше. Пусть станет горячо и щекотно. Пусть станет томительно и нечем дышать. Пусть…

– Нашел! – Тарас отсалютовал себе сжатым кулаком. – Блин, я там не только про умелые руки написал, оказывается…

Кира вздрогнула, жаркая дремота испарилась, оставив после себя кисловатый привкус стыда во рту.

– А еще что?

– Не важно, уже удалил… – Тарас покосился на нее. – Ты спишь, что ли?

Кира приподнялась на локтях. В голове шумело, затылок налился тяжестью. Кира села на диван, поправила волосы. Руки мелко дрожали. Она не поднимала глаз на Тараса, но чувствовала его напряженный взгляд.

– Тебе, может, водички?

Сон сменился удушающим жаром. Уютный кокон покрывала, запахов и тишины сдавливал и лип к вспотевшей коже.

– Мне надо выйти… – просипела Кира.

Тарас отложил ноут и отодвинулся – мол, выходи.

Кира вскочила на ноги, одернула задравшуюся футболку и лямку лифчика, что съехала почти до локтя. Ну и видок. Небось еще опухшая вся. Ошалелая со сна. Кира приняла максимально расслабленный вид.

– Мне по учебе надо. Только что вспомнила. – Придумать, что именно ей нужно, она не успела. – Короче, я скоро.

И рванула к двери.

– А Эдик как?

– Тихо, он же спит, – шикнула Кира, выскочила в коридор, влезла в кроссовки и оказалась в подъезде до того, как сама поняла, что сбегает.

На улице уже темнело. День сокращался пока медленно, чуть ощутимо. Но все-таки ощутимо. Углублялись тени, с северной стороны двора в трещинах асфальта собиралась вода, березки стояли еще зеленые, а тополя уже пожелтели, начали сыпать листвой, побитой темными язвами. Дед говорил, что тополь – самый труженик, заслоняет людей от выхлопов и прочей гадости, поэтому опадает первым. Кира наклонилась и подобрала засохший лист. Тот хрустнул в пальцах. Сжала посильнее, и он осыпался сухой пылью.

Можно было сесть на троллейбус и поехать к «Флакону» – выпить кофе, сжевать тост с ореховой пастой. Или пойти пешком в сторону Гончаровского парка, пусть хилого и реденького, зато тихого. Сесть на самую дальнюю лавочку, смотреть, как на опустевшие беговые дорожки выходят собачники, ведут на поводках маленьких собак и больших, лохматых и нет, в комбинезонах и ботиночках – неизменно верных и довольных жизнью псов разных калибров.

У деда была жестокая аллергия на шерсть, но Кира так мечтала о щенке, что они попробовали завести королевского пуделя, самого неаллергенного на свете, тот тыкался носом в Кирину ладошку и пыхтел. А потом пыхтеть начал дед, таблетки не помогли, пришлось вызывать скорую с уколом. Щенка тут же вернули заводчикам. Кира плакала, но не по утраченному влажному носу, а от испуга и жалости – у деда было такое бледное и виноватое лицо.

«Вот съеду и щенка заведу», – отстраненно подумала Кира.