Край вечных туманов

– Вы думаете, мне охота с ним валяться? Пусть идет к черту! Он скверный человек. Его никто из девушек не любит…

Я когда-то уже слышала нечто подобное, но предпочла не размышлять сейчас на эту тему.

– Браво, – произнес Клавьер. – Поистине восхитительно… Пожалуй, я отвалю полиции хороший куш за то, чтобы получить удовольствие снова увидеть вас в тюрьме.

Если мои угрозы не производили на него впечатления, то и я испугалась его не больше. Мне пришло в голову, что он нарочно затягивает разговор, чтобы дождаться прихода лакея или еще кого-то… Кровь бросилась мне в голову.

– Ну-ка, вы, мерзкий человек, – сказала я угрожающе, – поворачивайтесь и ступайте вон в ту комнату! Живо! Ну? На этом мы закончим наш разговор…

Брике подтолкнул его, и с помощью проститутки мы заперли связанного Клавьера в молельне. Я знала, что это надежное место: там не было ни балкона, ни окон.

– Если вы издадите хоть звук, вас пристрелят! И у меня нет уверенности, что хоть один человек на свете вознесет молитвы за вашу душу.

С этими словами я передала пистолет проститутке.

Я сама не помнила, как мы оказались на улице. У меня словно выросли крылья… Полиция будет меня искать? Пусть попробует! В Париже семьсот тысяч жителей, и, кроме того, я завтра же сяду в дилижанс и уеду в Бретань.

– Ты взял деньги? – на всякий случай спросила я у Брике.

Он почти обиженно ответил:

– Разве я дурак, ваше сиятельство? Вот они, денежки! У меня!

И он показал мне увесистый полотняный мешочек.

16

Стефания изо всех сил трясла меня за плечо.

– Ты собираешься подниматься или нет? Вы только поглядите на нее! Только она может спать так беспечно без единого су в кармане!

Я открыла глаза, сладко потянулась.

– Ты поразительно любезна, дорогая. Я так рада с самого утра услышать твой голос.

– Мы полагали, ты уже на рассвете отправишься искать работу. А вместо этого ты спишь до полудня.

– Это естественно. Я вернулась в четыре часа утра.

– Меня это не интересует. Надеюсь, ты помнишь наш вчерашний разговор?

Я нахмурилась, порывисто села на постели, спустила босые ноги на пол.

– Я все помню.

– Ты обещала оставить нас уже завтра.

– Я оставлю вас уже сегодня.

Невозможно описать, до чего этот разговор был мне неприятен. Все было так, будто я находилась у чужих людей или, например, со мной говорила хозяйка гостиницы, которой я давно задолжала. Сердито глядя на Стефанию, я произнесла:

– Я вместе с детьми уеду сегодня вечером дилижансом в Бретань. А это… это я оставлю вам для того, чтоб вы не очень печалились после моего отъезда.

С этими словами я выложила на стол пятьсот ливров – одну из кучек, которые вчера так любовно складывал Брике, и, не слушая того, что говорила невестка, отправилась умываться.

Уже действительно было поздно. Хотя дилижанс отправлялся девять вечера, надо было еще добраться до Севрского моста – места остановки. Кроме того, у меня было еще несколько дел. И, честно говоря, я хотела уйти раньше, чем это было необходимо, – дом Джакомо со вчерашнего дня не казался мне ни уютным, ни приветливым.

Мы ушли через час после моего разговора со Стефанией, и я не стала дожидаться Джакомо, чтобы попрощаться с ним. День был пасмурный и еще более холодный, чем вчера. Сильный ветер леденил щеки. Я укутала близняшек так тепло, как только могла; об остальных малышах позаботиться таким же образом не было возможности. Брике помогал мне толкать тележку. Я все время подбадривала детей, заставляя их быстрее передвигать ноги, – только так можно было уберечь их от мороза.

Зато маленький постоялый дворик у Севрского моста стал для нас хорошим убежищем. Я не пожалела денег на то, чтобы заказать для всех горячий ужин и купить молока для малышек. На этом, сказала я себе, все роскошества заканчиваются. Ни в чем не будут нуждаться только близняшки, остальным придется привыкать к бедности и экономии. Ведь вполне возможно, что пополнить денежный запас нам удастся лишь лет через десять.

– Ты уходишь, мама? – спросил Жанно, заметив, что я снова потянулась к плащу.

Я взглянула на него. Щеки у него порозовели, круги под глазами исчезли. Он отогрелся, и слава Богу. Я мягко погладила его по голове.

– Я скоро вернусь, мой милый. Совсем скоро.

17

Да, я должна была сделать еще кое-что. У меня были обязанности, не выполнив которых я не могла покинуть Париж навсегда – по крайней мере, так, как намеревалась.

Темнело. Ржавая калитка заскрипела, когда я стала открывать ее, и глухо звякнула у меня за спиной. Шел мелкий мокрый снег, он увлажнял мне щеки, и я, вероятно, казалась сейчас заплаканной.

Парижское кладбище Сен-Маргерит было пустынно. Я не сразу нашла то мраморное надгробие, которое мне было нужно: ведь я бывала здесь не так уж часто. Ну, если честно признаться, то раз или два. А сейчас почувствовала острую необходимость прийти сюда, попрощаться с единственной могилой, которая осталась мне еще с той, прошлой жизни.

Снег облепил надгробие. Стынущими руками я убрала снежинки, и на белом мраморе проступила надпись латинскими буквами: