Край вечных туманов

Я подумала, что если только все так и будет, следует прежде всего купить у мельника какой-нибудь сюртук для Розарио, даже если для этого придется отдать все оставшиеся восемьсот ливров. Розарио в своем мундире сержанта, пусть даже с оторванными знаками отличия, вызывал подозрения. Дезертиров повсюду ищут. Брата схватит первый же патруль…

Мы были в окрестностях Мортани, где вовсю свирепствовала революционная полиция. Наше путешествие продолжалось уже шесть дней. Приходилось выбирать самые пустынные дороги; самые необжитые уголки, то дрожать в оврагах, то бежать без остановки. За эти дни мы почти не спали. Я совершенно выбилась из сил. Надо попроситься на ночлег. Надо, даже если это грозит нам большой опасностью…

Был хмурый осенний вечер. Свинцовые тучи на небе все сгущались, дождь мелкими брызгами летел в лицо. Было не очень холодно, но сыро: земля, пожелтевшая листва, мох – все было мокрым. Тяжелые мутные капли падали с влажных холодных ветвей.

– Скоро ли у нас будет дом, как и у всех людей? – сердито воскликнула усталая, промокшая Аврора.

Я считала своим долгом в зародыше истребить этот элемент паники.

– Не смей говорить со мной таким тоном. Вовсе не все люди, мадемуазель, сейчас имеют дом. И уж, конечно, не тебе, такой большой девице, ныть и капризничать. Взгляни на Шарло – он не меньше тебя устал, но идет молча.

– Он всегда идет молча.

Я приказала ей прикусить язык и не донимать меня своими жалобами, хотя сама Отлично сознавала их справедливость. Но что поделаешь – слова Авроры лишь усиливали мое беспокойство. Все эти события сделали меня очень нервной и несдержанной.

– Я чувствую дым в воздухе! – важно объявил Брике, пользовавшийся репутацией самого лучшего в нашей компании следопыта. – Этот папаша Бретвиль, должно быть, обосновался где-то поблизости.

Еще несколько минут – и мы увидели дымок, поднимающийся в небо. Монотонно шумела вода. Ясно, что мельница близко…

Это была даже не мельница, а крошечный хутор, обнесенный высоким деревянным забором. Я несколько раз дернула веревку звонка, привешенного у ворот, а Розарио, не церемонясь, кулаком заколотил в дверь.

Показалась юная девушка в белом чепце и, не открывая полностью дверь, окинула нас испытующим взглядом.

– Кто вы такие?

– Мы из Алансона, – бесстыдно солгала я. – Дилижанс, в котором мы ехали, сломался прямо посреди дороги. Мы хотели бы получить у вас ночлег.

– А кто поручится нам, что вы не воры и не из тех, кто реквизирует зерно для Республики?

Я невольно улыбнулась: настолько нелепо было заподозрить в нас реквизиторов.

– Мадемуазель, – сказала я, – вы можете посмотреть наши документы. Наша фамилия – Фромантен, а этот человек – мой муж. Мы едем в Париж.

– Я спрошу у отца.

Она оставила нас за дверью, а сама скрылась. Я взглянула на Розарио. Он весьма выразительно постучал пальцем по своему лбу.

– Ты вконец рехнулась. Ты забыла, где находишься. Сейчас никто уже не говорит «мадемуазель». Надо говорить «гражданка».

– Ты сам рехнулся! – воскликнула я, разозлившись. – Эта девушка опасается реквизиторов. Значит, ей эта Революция – как кость в горле…

Я не успела договорить. Вместо девушки показался усатый мужчина лет пятидесяти, краснощекий, дородный и суровый. Я даже оробела, полагая, что он слышал мои последние слова.

– Проходите, – сказал он мрачно.

Через широкий двор мы прошли в дом, такой же пустынный, как и все остальное.

– Вы будете ужинать? – осведомилась девушка в белом чепчике.

Мы не заставили ее повторять вопрос дважды. Честно говоря, подобное гостеприимство меня удивило. Я рассчитывала только на ночлег в каком-нибудь амбаре и не думала даже, что нас пустят в дом. А здесь даже предлагают ужинать…

– Это моя дочь, Мюзетта, – сообщил мельник.

Больше он ничего не добавил и ни о чем не спросил. Ожидая ужина, он молча сидел за столом, положив перед собой большие загорелые руки – кожа на них была почти коричневая. Мы с Розарио переглянулись: нам обоим это напомнило руки старой Нунчи.

Ужин был небогатый, но сытный: жареная рыба, вареный рис, чай и много вкусного варенья из ревеня. Я взглянула на малышей: они ели все это жадно, не соблюдая никаких правил этикета. Впрочем, Жанно, например, и не знал этих правил. Некогда было его учить…

– Сударь, – начала я, твердо решив придерживаться старой манеры в обращениях, – мы не знаем, как благодарить нас. По правде сказать, у нас было мало надежды найти такой гостеприимный кров. Денег у нас мало, но мы заплатим вам…

– Деньги бумажные?

– Увы, да.

– У меня их полный сундук, и никакого толку. Оставьте их себе.

– Но, сударь, чем же тогда…

– Разве у вас в семье всем верховодит женщина? – резко спросил мельник.

Я запнулась, чувствуя, что краснею. Возможно, папаша Бретвиль, приютивший нас, был человеком старых взглядов, даже слишком старых. И молчание Розарио, который считался моим мужем, выглядело странно.

– Я говорю только тогда, – заявил брат, – когда дело касается важных вопросов.

– Воля ваша, – буркнул папаша Бретвиль.

Я не решилась дальше продолжать разговор о нашей благодарности за гостеприимство, ибо не знала, что предложить.