Край Ветров: некроманс

Они почти уже добрались до огромных камней в основании мыса, темных от морской воды и дождя. Волны бились в эти раздробленные обломки скал, заполняя трещины пеной и водорослями. Море не могло добраться до самых больших булыжников на берегу, из-за чего, казалось, еще больше злилось, но дождь сделал это за него, превращая кварц на сколах из матового в полупрозрачный, как будто бы его залакировали. Песок давно уже стал твердым и темным, покрывшись рябью от множества мелких ран, нанесенных тяжелыми каплями.

Где-то на горизонте сверкнули молнии.

Ливень не унимался.

Мйар остановился у большого пологого валуна, обернулся к Камориль и, не отпуская его руки, притянул некроманта к себе и обнял.

— Эй, ты чего?.. — Камориль даже выдохнул — до того объятия были крепки. — Ты меня сейчас заду… Ну что же ты делаешь?

Мйар немного ослабил хватку, позволив Камориль отстраниться и заглянуть себе в глаза.

По лицу, волосам и плечам некроманта стекала вода. После недолгой борьбы с собой, он выпалил:

— Ну что же это такое, а!? Каждый раз, когда ты меня обнимешь — по-дружески или по-братски, — я же не сжимаю своих рук в ответ, Мйар, — Камориль смотрел ему в глаза, ожидая, что он что-либо ответит. Но тот молчал. Некромант, решившись, продолжил так же эмоционально: — Боюсь, что это окажется слишком! А помнишь, помнишь — когда ты щекой потной ко мне прислонился — ты хоть понимаешь, что я ощущал при этом? Ты же знаешь, когда люди такие? Горячие и влажные… и то — не всегда, а только если все хорошо. И ты меня сейчас касаешься таким — вот как сейчас, в этой своей дурацкой майке… Ну пощади же ты меня! У меня из головы и тела тут же напрочь вылетают мысли о ком-то другом, который мог быть вот буквально на днях, и я трепещу от этого твоего прикосновения, и таю, как молочный пломбир, от одного воспоминания об этом прикосновении!

Мйар терпеливо слушал, не отводя глаз. А некромант уже не мог остановиться. Он почти кричал, яростно жестикулируя:

— И что? И ты идешь на какую-то гору, через морок, куда, как гласят легенды и детские сказки, живым не попадешь, и при этом ты ведешь меня к каким-то камням и обнимаешь, как в последний раз, и как я должен это понимать? Это объятие будет преследовать меня потом еще неделю, а то и две, а то и весь год. А помнишь… помнишь, когда тебя бросала очередная твоя девочка — что делал я? Я бросал своих — любых! — девочек или мальчиков, — и мчался к тебе, и выслушивал твои банальные истории о том, какая она была хорошая и как ты не смог ее удержать! И я бы никому не пожелал этого, Мйар, — Камориль стал говорить тише, и следующие слова почти прошептал: — Никому не желаю такой любви. Это неправильно. Это болезнь. Это — эмоциональная зависимость. Именно от такого с крыш прыгают малолетние идиоты, или вот эти девочки, чьи кости лежат здесь, под камнями. А помнишь?.. когда я решил зачем-то, что если меня будет любить весь мир, то и ты?

— Помню, конечно, — ответил Мйар.

— И мои песни — мою любовь и мою печаль, — растащили по норам голодные юные души, присвоили, переварили, заклеймили своей. Они думали, это про них. Ты понимаешь?

Мйар сгреб Камориль в охапку. Обнял, уткнувшись некроманту в мокрые волосы над ухом, и крепко к себе прижал.

— Ну чего ты такой дурак, Камориль, — проговорил он. — Как насчет самоуважения и прочего?..

— Так не помогает же.

Они стояли, обнявшись, под весенним дождем, а за ними бушевало растревоженное море, бурля и пенясь.

— А о чем ты грустил тогда, у маяка? — неожиданно спросил Мйар.

Камориль, отстранившись, оттолкнул его и отвернулся. Молчал, пытался привести в порядок мысли, дыхание и сердцебиение.

— Я тоже умею бояться, Мйар, — сказал он, наконец, после полуминуты раздумий. — Очень даже. Тогда я подумал, что поцелуй — это точка в наших отношениях, после которой последует твое отдаление. Но потом я взглянул на вопрос иначе.

Камориль обернулся.

Мйар смотрел на некроманта, опираясь на камень, что был ему примерно по пояс. Мокрые волосы облепили его плечи, шею и лоб. Влажная одежда натянулась острыми складками, потемнев, подчеркнула структуру гармонично развитого тела. По плечам, шее, ключицам и груди его непрерывно стекали капли дождя, оставляя за собой блестящие водяные дорожки. Разглядывая Мйара бесстыже и напрямик, Камориль продолжил: