Ее лицо по-звериному искривилось, смуглая гладкая кожа стала лопаться и сползать, неестественно и быстро, так, как растут цветы в кадрах, снятых ускоренной съемкой. Под оливковой человеческой оберткой кипела отвратительная масса, черная, блестящая, словно окружающий их обсидиан. Чернильная плоть бурлила, вспениваясь и разрастаясь, превращая колдунью в нечто огромное и невообразимое, ощетинившееся рядами черных маслянистых отростков. В мгновение ока Варамира обратилась четырехлапым зверем с угловатой высокой холкой и россыпью красных глаз по всему телу. Зверь разверз четыре резных крыла и ударил по вулканическому стеклу хлыстообразным хвостом. Стекло треснуло. Зверь глухо рычал, скаля черные клыки, и бил хвостом из стороны в сторону, загребая когтистой лапой осколки стекла.
— Вот это ты защищаешь? — крикнул Майн, отставляя назад руку. Револьвер в ней моргнул золотом и превратился в длинный, тонкий, слегка изогнутый меч.
Мартин, чиркнув лезвием по обсидиану, выставил меч в защитную позицию.
— Ну, давай, тварь, покажи, на что ты способна. Я долго этого ждал. Ну!
— Мартин, ты смертен, — сказал Даньслав, и голос его прогремел на весь морок. — В отличие от нас. Лучше уходи, прямо сейчас. Варамира и так обречена, но сейчас она — черный дракон печали, и эта тварь настолько любит тебя, что разорвет на части!
— А, точно. Смертное тело, — сказав это, Мартин ловко перевернул меч в руке несколько раз. Меч обратился коротким кинжалом. Мартин всадил лезвие себе в солнечное сплетение и провел им вниз, даже не скривившись.
И из его живота полезло что-то светящееся, острое, перепончатое. То ли ветер, то ли свет ударил разом во все стороны. Луны, обступившие вершину Антарг по кругу, дрогнули и стали кружиться, ускоряясь, как будто задумали водить хоровод.
Из тела Мартина вырвался, увеличиваясь и расцветая, другой зверь — золотистый, сияющий, и голову его венчал пламенеющий белый рог. Существо, капая на обсидиан искристой переливчатой кровью, все длилось и длилось, выныривая из тела Мартина в реальность, подсвечивая ее солнечным золотом. Выбравшись, наконец, полностью, оно распростерло белые крылья, окутанные пламенем, и, раскрыв пасть, издало чудовищной громкости звук, прокатившийся по Мороку стократным эхом, похожий одновременно на плач тысячи новорожденных младенцев и на переливчатый звон разбивающихся витражных стекол.
Человеческое тело Мартина Майна осело на гладкий обсидиан, дергаясь и истекая золотом.
Сияющий зверь, резко прыгнув, очутился прямо возле Даньслава. Маленький светловолосый человечек (таким он казался в сравнении с сияющим крылатым существом) смотрел совершенно бесстрашно в черные бездны глаз огромного пылающего дракона, и выстоял, когда поток воздуха от драконьего рева обдал его жаром доменной печи.
Черный зверь, разбежавшись, прыгнул, и ударил золотого в бок. Сил у черного оказалось достаточно, чтобы откинуть золотого дракона далеко от Даньслава. Еще до того, как огненный зверь приземлился на четыре когтистые лапы, черный дракон снова прыгнул и, устремившись сначала вверх, сложил резные крылья за спиной и спикировал на золотого, впиваясь тому в мясистую плоть, укрытую сверкающей чешуей и огнем.
Юркие длинношеие чудовища сплелись в титаническом поединке, распыляя в воздух фонтаны битого вулканического стекла, расплескивая вокруг черную тягучую кровь.
— Да, цвет крови у вас один, — произнес Даньслав, глядя на поединок издалека. — Дух Огня — это вывернутая наизнанку Мертварь. Вот и всё.
Он не стал ничего менять.
Он решил, что на этот раз судьба должна быть слепа.
И яростные чудовища, извиваясь и рыча так, что в толще Антарг прибавлялось трещин, рвали друг друга без пощады и устали. Вскоре золотого дракона стало трудно отличить от черного — он был весь в крови, в своей и в чужой. Но вырывающиеся из ноздрей тонкие языки пламени выдавали его с головой. Он с усилием отбросил черного вбок, так, что тот стукнулся об левый отрог Антарг и сполз вниз. Черный дракон собрался с последними силами, и, вытянувшись, прыгнул на золотого, но тот, устремившись наперерез, впился черному в горло и резким рывком сломал мощный хребет.
Золотой зверь придерживал бьющееся в агонии тело черного у самой поверхности плато. Вдохнув с хрипом, он выплюнул на черного сгусток багряного пламени, и дышал он огнем, пока черный дракон, наконец, не затих, а тело его не осунулось, начав стремительно таять. Только когда оплавленная морда черного дракона утратила всяческие очертания, золотой перестал изрыгать пламя.
Казалось, черный дракон вплавился в обсидиан, из которого слеплена Антарг, — от него не осталось ни чешуи, ни клыков, ни костей.
Ничего.
Золотой дракон обернулся к человеку, стоящему на том конце плато. Луны прекратили свой яростный хоровод так же внезапно, как начали.
Даньслав оказался совсем рядом к заляпанному кровью чудищу, а сам дракон вдруг стал намного меньше, чем был. Даньслав взял его за морду и, приподняв ее, заставил посмотреть себе в глаза: