— Ну, в общем, мы пораскинули мозгами и придумали следующий гениальный план: наврать Светлане Сергеевне, что Ромка сбежал из дому и из школы и прятался в гараже у Никс. Соответственно Эль-Марко (как помнишь, в прошлый наш визит в их квартиру с ним Светлана не встречалась) должен был разыграть строгого порядочного родителя, который заставил свою дочь, несомненно, причастную к Ромкиной пропаже, извиняться перед расстроенной матерью. Чтобы девочка, дескать, училась брать на себя ответственность за проступки и все такое. Таким образом, мы подсунули расстроенной женщине еще одного виноватого, так что Ромке должно достаться по минимуму.
— Сурово, — оценил я. — И как прошло?
— Не знаю, я с ними еще не созванивался, — Камориль пожал плечами. — Наверное, гладко. Какие тут могут быть проблемы?
Камориль забрался на кресло с ногами, предоставив мне диван. Выбор дислокации для него был немного странным, но я не обратил на это внимания.
— Откупоривай, что на тебя смотрит, — он обвел рукой стоящие на круглом журнальном столике бутылки.
Я удивился размаху:
— Ты, что ли, заранее готовился?
— Ага.
— То есть, ты предлагаешь…
— Да. Я предлагаю жестоко и бескомпромиссно напиться до состояния тотальной невменяемости.
— Камориль, зачем такие жертвы, если все живы и здоровы? — хохотнул я, выбрав, не глядя, бутылочку вермута. — Пойдет?
— Побежит.
Пока я разливал темно-красную жидкость по бокалам, Камориль все так же внимательно следил за мной.
— Коньяка в мой еще бахни, — пожелал некромант. — И зря ты вермут в бокалы, конечно… но пускай уж так.
— Мы, простые смертные, в ваших условностях как-то не очень, — ответил я, послушно откупоривая коньяк. — И вообще, сам бы наливал, если это важно.
— Это не важно, потому что я планирую закончить вечер употреблением чего-нибудь убийственного из горла.
— Камориль, — я глянул на него серьезно, — зачем ты так? Никто не умер. Или я не прав?
— Умер, — ответил Камориль. — Давай сюда тару.
Я протянул ему тяжелый пузатый бокал, полный красноватой жидкости почти до краев. Переборщил я с коньяком…
— Давай выпьем за репчатый лук, — произнес Камориль.
— За репчатый лук, — я благоразумно решил не спорить, и мы чокнулись.
Вермут был сладким, густым и пошел хорошо.
— Последнее, что я помню, — начал я, — это как ты меня душил. Это, конечно, возмутительно, но я на тебя не в обиде. Все же ты меня не задушил. Видать, я что-то в бреду такое сказал, что тебя окончательно переклинило, да?
— Не совсем так, — улыбнулся Камориль, покачивая бокал в руке. Глянул на меня: — Видишь ли, получилось так, что у меня не было никаких гребаных вариантов, как тебя спасать. Ты был… ну, в общем, еще чуть-чуть и твое затянувшееся бытие подошло бы к концу. Но нельзя было давать ему обрываться самостоятельно. Чтобы сохранить тебе хоть какое-то подобие жизни, я должен был убить тебя самолично.
Я сглотнул.
— Вот как, — протянул медленно. — И как?
— Хорошо ли я справился или каково это было — видеть, как ты коченеешь, лежа в луже золота среди иссиня-черных роз?
Я нервно улыбнулся:
— Как так вышло, что мы сидим с тобой здесь и сейчас, такие все необыкновенные, и злоупотребляем?
Камориль разом выпил половину своего вермута.
— Ты тяжелый, как шкаф. Хорошо, что мне помогла Кристина. Недостаточно сделать из человека полуживого… это не то же самое, что холодный или горячий зомби. Полуживого нужно еще «активировать». Необходимых реагентов у меня с собой не было. Так что мы тебя тащили… до самого Игольного Ушка. Там, за ним, — взгляд Камориль стал расфокусированным — он погрузился в воспоминания, — ревела снежная буря… Я знал, что это место — еще один из переходов между мороком и реальностью. Но на карте не был никак отмечен тот факт, что этот переход — не обычный… если можно назвать обычным хоть один из них. И мы шагнули туда, из наступающего лета — в бушующую лютую зиму…
— В зиму? — удивился я.
— В зиму… кажется. По крайней мере, я помню, что было очень холодно, так, что я даже зажмурился, чтобы глаза не обледенели… А когда все же рискнул их открыть, оказалось, что мылежим на пригорке за домом. Светает. Поют радостные птички, ветер щекочет травы, травы щекочут шею и локти. Розовые облака, обрамленные солнечной позолотой, быстро мчатся куда-то на север. Ты, выходит, живой, румяный и дышишь. Я — тоже. Ромка лежит на боку и у него изо рта слюна пузырьком.
— Ох, — я шумно выдохнул. — Так что же это было-то такое? Ты точно меня убил?
Мне пришлось выдержать еще один тяжелый взгляд Камориль. Но потом он смягчился, и, пригубив своего питья, произнес:
— Убил-то наверняка, а вот что это было… Точно не знаю. Когда Майн был в тебе, он говорил про то, что северная колдунья и шаман ушли к Сердцу Мира, чтобы стать иными. На вопрос, какими «иными»…
— Да, я помню, он сказал «смертными», — кивнул я. И тут же зажал себе рот рукой.
— Так значит, ты помнишь всё, — протянул Камориль, глядя на меня из-под полуприкрытых век. — Все, что было с тобой, пока дела воротил Мартин Майн…
Я отчаянно покраснел.