Край Ветров: Пироманс

Никс рывком открыла дверь и выбралась на улицу. Тут же пахнуло морозом, гарью, в уши с удвоившейся силой ударил вой сирен. Тиха не сразу сообразил, что Никс его не послушалась, и тоже выкатился наружу следом за ней, отчаянно ругаясь на ходу. Огляделся, пытаясь сориентироваться в хаосе.

И вдруг понял, что не видит Никс.

Девчонка в открытой летней одежде с ярко-рыжими волосами никак не могла быть незаметной в толпе, сплошь одетой в черные или просто темные куртки и пальто. Тиха стоял на месте, не зная, куда бежать и бежать ли, растерянно оглядываясь. Очевидно, народ, прущий с заднего двора гостиницы, эвакуируется по пожарной тревоге. Тем временем сверху слышатся новые взрывы, летит пепел и куски перекрытий. Небо кажется красным из-за огненного зарева, стреляющего рыжими снопами искр.

Налетевший откуда-то ветер поднимает сухой снег и мешает его с пеплом, бросает эту мелкую смесь в лицо. Тиха вспомнил, что представлял, как они вернутся посреди ночи в спящее, темное здание и бесшумно ускользнут в ночь все вместе. Вернулись они в хаос и столпотворение.

Но что ж теперь.

Разум подсказывал: минивэн приметен, если Берса и Ирвис вырвутся, они увидят его и придут сюда. Сердце истошно вопило, что нельзя стоять на месте: надо искать Никс. Куда она могла побежать? К воротам?

Тиха плюнул и двинулся по направлению к гостинице, лихорадочно оглядываясь и разыскивая среди толпы рыжую голову. Мимо спешили постояльцы (постояльцы ли?) — мужчины и женщины с детьми, все, как один, беловолосые, и только он, кажется, бежал не из гостиницы, а шел к ней, прямо навстречу бушующему морю огня.

Сердце ухало громе людского ора: где она? Неужели побежала внутрь? Она могла. Она ведь — маг огня. Она могла решить, что ей ничего не сделается, и нырнуть прямо в раскаленную бездну.

Дым устремлялся в небо гигантским красным столбом. Пожарники уже развернули шланги и лестницы и принялись поливать горящее здание.

Люди все не кончались и не кончались — что они делают в этом богом забытом городе, окруженном вечной мерзлотой, в городе, где даже летом не тает снег? Зачем они тут? Когда они кончатся?

Тиха отчаялся высмотреть Никс и принялся звать. Его голос бессильно пропал, истлел в гуле пожарных сирен, в треске огня и крике толпы. Направления не было. Был только хаос, пепел, огонь и снег, и черный котлован ночного неба над головой.

Вдруг Тиха увидел мельком, на самом краю зрения искру — нет, не искру, знакомый цвет волос, промелькнувший, словно всполох огня — и сердце упало в пятки. Он бросился туда, в ту сторону, не разбирая пути.

Среди людских спин, голов, мельтешащих лиц он увидел, как кто-то держит Николу, ладонью закрывая рот, и целится в него самого из хромированного пистолета.

Он встретился взглядом с этим человеком — светлые глаза цвета слоновой кости, а в них — холодное спокойствие психопата.

— Я тебя до кишок прожгу! — высокий голос Никс прорывается сквозь хаос и шум, когда она отцарапывает чужую руку со своего лица.

Тиха не сводит глаз с отверстия под прицелом — от одной пули можно уйти, главное не пропустить ее. Мужчина что-то кричит, перехватывает Николу за тонкую шею одной рукой, прижимает к себе, переводя на нее дуло пистолета, целится ей в висок.

Тиха делает шаг вперед и приближается сразу на пять. Никс открывает глаза широко-широко, в них нет зрачков, они белые, словно вареное яйцо. Затем она опадает, как лишенная каркаса шелковая ткань, и мужчина подхватывает ее на плечо, в то время как Тиха упирается в какую-то преграду, оказавшуюся сомкнутым рядом беловолосых людей. Он уворачивается и пытается их обойти, но их все больше. Они, словно зомби, не глядя перед собой и не поднимая рук, сжимают вокруг него кольцо. Тиха разворачивается и пробует прорваться через окружение, уйти назад и влево, его хватают за куртку и волосы. Ему удается сбросить одежду и вырваться, он падает, подставляя ладони, стесывает их об ледяную корку, поднимается, шипит, видит перед собой распластанную пятерню, целящуюся ему в лоб, и за нею, на фоне — глаза цвета слоновой кости.

Тиха понимает, что это — прикосновение мага. Он делает рывок влево и вверх, пытаясь призвать свои чудеса и уйти, но он уже пойман, его держат крепко. Липкая, скользкая пятерня припечатывается к его лбу, и в этот же миг реальность раскалывается на мутные красные огоньки. Неудержимой волной накатывает разрушительная, нестерпимая боль, такая, будто бы его заживо раздирают на сотни кусков.

Мгновение этой боли длится, как целая жизнь. Нет ничего и никого, кто смог бы ему помочь. Есть чернота, бескрайняя бездна, где пусто и страшно, где он один на один с обволакивающей, тупой болью, от которой он пробует убежать. Стремление вверх там, где нет никаких координат. Порыв, движение, скорость в пространстве без начала и конца. В нем нет измерений и глубины. И все же, есть направление — оно появляется, если назначить началом самое себя. И, оставаясь неподвижным, уйти, сбежать, вырваться из несвободы, разделившись надвое.