— Ладно, — Никс поежилась. — Хорошо. Мы идем по следу Потерянного, предположим, и ворота сможет открыть и тот, в чьем сердце огонь, и тот, кто повелевает льдом. Вопрос. Зачем было настраивать ворота так, чтобы в них могли зайти элементалисты?
— Не смогли бы, — напомнил Найк. — Ну, скорее всего. Кей не пустило. Я думаю, меня бы тоже не пустило и просто элементалиста не пустило бы, я тут только из-за того, что владею некоторой нестандартной магией… У тебя, Рин, сила тоже из ряда вон, и у тебя, Никс. Мы уже немного ломаем местную систему. Так что… может… стоит и доломать.
— Ну что? — спросил Рин. — "Тот, в чьем сердце огонь, тот, кто холод хранит, да откроют врата, если стоит любви и смерти огромный мир"?
Повисла абсолютная тишина.
В своем понимании, чего мир стоит и чего достоин, Никс была уверена. Но она ведь — не божество… совсем нет. Но как им узнать, что должно думать по этому поводу божество?
— Рин, — сказала она. — Что ты думаешь насчет смерти?
Найк должен понять, почему она спрашивает об этом не его. И он, кажется, понял.
— Я проделал весь этот путь, надеясь ее избежать, — проговорил Рейнхард, и слова его были искренни и тяжелы. — И если ты спрашиваешь меня, готов ли я умереть, если это спасет тех, кто останется жить? Тех, кого я люблю? — он опустил глаза. — Да, пожалуй. Пожалуй, я смог бы.
— Но ты же нико… — Никс закрыла рот на полуслове, принимая его ответ.
— …А если вы спросите меня о любви — то мир ее, безусловно, достоин, но, конечно, не стоит. Но у нас лишь один шар на эти два прочтения. Может ли тот, кого этот замок ждет, думать, что мир достоин любви и смерти? Может ли он думать, что мир стоит смерти и любви? — Рин криво улыбнулся. — Я не знаю.
— Я тоже, — нахмурилась Никс.
— Если только этот кто-то не умирал за этот мир, не отдавал за него все, и из-за этого не возненавидел то, что любит, вплоть до того, чтобы желать ему смерти, — хмыкнул Найк. — Воистину огромный простор для прочтений. И вот вам еще вариант: что, если тут требуется не соответствие заготовленной фразе, а что-то вроде ответа на старый вопрос? Что, если ответ — переменная?
— Пожалуй, нам остается только проверить, насколько мы дураки, — сказал Рин.
Никс устало улыбнулась:
— Ты предлагаешь положиться на мою удачу?
— Нет, я предлагаю делать то, что должно, и будь, что будет.
Никс подошла к той сфере, под которой было написано про хранящего в сердце огонь. Приблизила руку к гладкой поверхности, ощущая, как от непрозрачной черноты тянет холодом.
Рин стоял возле второй сферы и смотрел на Никс.
— На счет три, — сказала она. — Раз, два…
Мироходцы: откровение
Они шли мимо горящих свечей, мимо стен, испещренных золотистой мозаикой, и горячий воздух, поднимающийся вверх, искажал рисунки на стенах так, будто бы еще чуть-чуть — и они оживут, задвигаются. Мозаика будто бы вторила словам Ветивера, словно все это было о нем. Сам он был бледен. Айра иногда смотрел на него, пытаясь уловить хотя бы смутный отголосок возможной лжи, но лицо Ветивера было спокойным, бесстрастным, одни лишь глаза светились печалью, в них, прячась за отблесками огня, мелькали тени воспоминаний…
Айра с трудом мог поверить в историю, которую рассказывал Ветивер. Но после всего того, что он видел… не верить было бы глупо. И он отбросил сомнения и попытался слушать сердцем, чтобы понять учителя.