Край земли-2. Огонь и пепел

– Я целую вечность не слышала грома, – тихо сказала Оливия. – В детстве я любила грозы. Выбегала на улицу, а отец меня ругал за это. Ведь гроза опасна. Но мой отец так ругал… Так ласково… Так заботливо…

Она вдруг поднялась над мужем и широко раскрытыми глазами уставилась на него:

– Я ужасно боюсь, Миша. Я понимаю, что если судьба все же подарила нам возможность зачать новую жизнь, то теперь мы просто обязаны этой новой жизни дать шанс. Но ты представить себе не можешь, как я этого боюсь. Наверное, ты сейчас думаешь – да что там несет эта эмансипированная американская женщина, для которой любые проявления мужского внимания и заботы, это сексизм и дискриминация. Но это все глупая постыдная чепуха. Ты нужен был мне всегда. Но сейчас ты нужен мне как никогда.

– Любимая, но я же с тобой…

– Прошу тебя, дай мне договорить, пока я не позабыла весь этот порядок мыслей. Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты со мной. За то, что ты мой. За то, что ты у меня есть. Но ты должен понять… Ты мне нужен теперь не только как мой муж. Ты должен стать мне отцом, другом, братом… Сорока тысячами братьев! Ангелом хранителем! Ты должен понимать, что от нас требует такая ответственность, которую мы берем на себя! Это вовсе не капризы беременной бабы, понимаешь?!

– Оля, я!..

– Подожди милый! – она зажала ладонью его рот. – Только прошу тебя, не давай мне сейчас клятв, что именно так все и будет, и что именно так ты и сделаешь! Ведь я требую от тебя невозможного и не хочу, чтоб ты потом винил себя, думая, что не вполне справился с тем, чтобы сдержать такое обещание, понимаешь?! Я знаю, что ничто так не убивает в мужчинах мужественность, как глупые запросы женщин и их эгоистичные списки, где по пунктам расписан образ полубога-полудьявола. Я просто хочу, чтоб ты понимал, что от нас требует взятая нами ответственность. Ничего не обещай. Просто вложи всего себя в наше дитя!

Крашенинников резко поднялся и заключил ее в объятия.

– Конечно, Оливия. Все так и будет. Ты даже не сомневайся.

– Я не сомневаюсь в тебе. Я просто должна была это сказать.

Они какое-то время сидели молча на постели, крепко обняв друг друга и прислушиваясь к стуку сердец, которые слились воедино.

– А еще, знаешь… – шепнула вдруг Собески. – У меня сейчас настоящая гормональная буря. И вот она смешалась с еще одной бурей… Бурей моих чувств к тебе, Миша… И я хочу превратить эту ночь в любовное безумие… Пока еще можно… Потом уже нам будет очень долго не до занятий любовью…

Михаил страстно этого желал и впервые за многие годы, что они жили в казарме и старались не тревожить Антонио голосами своей страсти, он хотел, чтоб эта ночь по-настоящему стала триумфом их любви и желаний. И пусть бы их крики разбудили весь мир. Эта мысль, похоже, не только не смущала сейчас его, но и Оливию тоже.

Снова гром на улице и тут же заставивший похолодеть от ужаса звук автоматной очереди. Затем громкий крик:

– Тревога! Мы атакованы!

Глава 9. Ночь безумия

Он сам не знал, почему сделал это. Выстрелов было вполне достаточно, чтоб в поселении начался переполох. Но Антонио все-таки закричал:

– Тревога! Мы атакованы!

Теперь он понимал, что хронометр его жизни отсчитывает последние минуты, или даже секунды. Но он обязан был уберечь Михаила и Оливию. И сделать это раньше, чем умрет.

Квалья рухнул на пол и рванулся к лестнице. Один из находившихся внизу налетчиков уже бежал наверх. Антонио выстрелил, но промахнулся. Он не мог сейчас вспомнить, доводилось ли ему вообще пользоваться когда-либо огнестрельным оружием…

Враг дал ответную очередь, резко запрыгав по ступенькам обратно, на первый этаж. Стрелял он от бедра. Совсем не целясь. Другой налетчик тоже стрелял. Но не в сторону Антонио. Он дал очередь в сторону двери жилища Собески и Крашенинникова.

– Нет, – выдохнул Квалья и снова в его руках задрожал от стрельбы автомат. И снова он ни в кого не попал. Но тот, что отступал, оступился и покатился вниз. Оставалось надеяться, что он сломает при этом себе шею…

Дверь комнаты, которую занимал Джонсон, находилась в противоположном от жилища Антонио конце коридора. И она вдруг резко распахнулась. На какой-то миг Квалья даже обрадовался, надеясь, что теперь за дело возьмется смуглый здоровяк из Сан-Диего. Но, видимо, свое окно, выходившее на руины Петропавловского порта и бухту, он не закрыл на ночь. И в него так же поднялись эти безвестные налетчики с разукрашенными лицами.

Антонио просто швырнул одну из двух осветительных бутылок в сторону еще одного появившегося врага.

Рефлексы опережали мысль, и уже когда эта бутылка летела в воздухе призрачным пятном, он понял, что было бы разумнее стрелять. Но, Квалья еще не знал, на что способна бутылка…