Прокопыч чертыхнулся:
– Тьфу, ты! Этого башибузука нам ещё не хватало.
На берег озера вышел Соловей-Разбойник. Был он роста громадного. Из-под чёрных всклокоченных волос, закрывавших пол-лица, он неприязненно таращился на всю честную компанию. Один глаз его был жёлт, другой лилов. Зелёный кафтан расшит серебром, сапоги хромовые, подковки на них медные. На плече нёс столетний дуб, а в руке мешок, из которого раздавались жалобное хныканье.
– Чего пожаловал? – сердито спросил Леший.
– Ты не бранись раньше времени, – ответил Соловей-Разбойник, снял с плеча дуб и воткнул его по нижние ветви в землю.
Затем развязал мешок и вытряхнул русалок в озеро.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенно сказал он, забрался на дуб и захрапел.
Водяной на радостях кинулся к русалочкам. Они повисли на папашиной шее, счастливо виляя обглоданными хвостиками.
– Фу-ты ну-ты, я думал русалки – это ого-го! А тут глядеть не на что! Мелочь пузатая величиной со щуку, – разочаровано пробурчал Стёпка.
– Почто ты, Разбойник, сюда явился, дуб у озера воткнул? Где русалочек наших нашёл? – напустился на Соловья-Разбойника Леший.
Но тот уже не слышал Прокопыча. Он спал, растянувшись на самой толстой ветке. От разбойничьего храпа листва осыпалась с дуба, рябь шла по озеру. Пёс звонко залаял, пытаясь разбудить Соловья-Разбойника, но без толку. Тот и ухом не повел.
Топтыгин крякнул:
– Придется подмогнуть, – и уперся спиной в дуб, пытаясь его свалить.
Дерево не подавалось. Медведь поднапрягся изо всех сил, дуб наклонился, Соловей-Разбойник с грохотом скатился с ветки на землю. Но этого даже не заметил, продолжая храпеть, как ни в чем не бывало.
– До самой ночи теперича нечестивца не разбудить, – махнул рукой Леший.
Стёпка зарычал и цапнул Разбойника за нос, но он только отмахнулся от пса, как от назойливой мухи, перевернулся на другой бок и выдал такую руладу с присвистом, что у всех заложило уши.
– Только усилия свои втуне растрачиваем. Не добиться нам от него путного слова, – согласился косолапый с Прокопычем.
– Эй, омутницы, – крикнул Стёпка русалкам, – хватит висеть на шее у папеньки, плывите сюда и выкладывайте, что с вами приключилось.
– Мы, небось, тоже тревожились, – пробубнил косолапый.
Русалки от криков всполошились и ушли на дно, только их и видели. Водяной хотел нырнуть следом, однако Топтыгин в один прыжок достиг середины озера и, схватив Водяного за зеленые космы, выбросил его на берег, как лягушонка. Затем припав на передние лапы и, подобострастно глядя в глаза, залепетал:
– Не обессудьте, Ваше Бульбулистое Глубочайшество, но общество волнуется, какое такое злоключение с дочками вашими содеялось? А от бескаружника слова добиться не можем. Спит без просыпу, сотню клещей ему в душу!
Водяной по первости хотел было осерчать. Но увидев, что косолапый проявил почтение, чуток почванился, раздувая щёки, и поведал о злоключениях русалок.
Когда озеро взлетело над лесом, дев водяных разметало по деревьям. Кто хвостом зацепился за ветку, кто на лапник попал, да искололся весь, а кто и волосами запутался в листве. А уж как поняли, куда их нелегкая занесла, подняли такой крик и плач, что разбудили Соловья-Разбойника, дремавшего на одном из дубов. Спросонья он чуть с дерева не свалился от испуга. А ведь кто-кто, а Разбойник сам мог испугать кого угодно. И не только леденящим кровь свистом, но своим обликом. Один горящий в ночи жёлтый глаз чего стоил! Пытался Соловей и увещевать русалок, чтобы не шумели, и стращать, но девы были не робкого десятка. Хоть плакать и не перестали, но Разбойника шишками закидали и спать не дали. Повздыхал-повздыхал Соловей-Разбойник, собрал русалок с деревьев и принес к Водяному. По дороге жаловался, что ночью сна нет, Князь Мрака и Тлена лютует. А днем, видишь какое дело, русалки по деревьям гнездятся, сновидения своими криками разгоняют.
– Все славно закончилось. Дочерей моих мне вернули, а хвосты русалочьи отрастут и будут лучше прежнего, – жизнерадостно закончил свой рассказ Водяной.
– Хорошенькое дело! – возмутился Стёпка. – Хвосты у них отрастут, понимаешь ли! Ерему, товарища моего верного, в сферы небесные унесло. А им хоть бы хны! Может статься, никогда я более и не увижу его, – и от охватившей печали, пёс поднял голову и завыл на весь белый свет.
– Погодь, Степа, горюниться, – принялся утешать медведь пса. – У нас в Зачарованном лесу добрый человек отродясь не пропадал. Завсегда диковины случаются.
– Не знаю про ваши диковины, Ерёмки-то нет доселе. Оглянуться не успеешь, уж ночь придет, там и Князь Мрака пожалует. Что тогда прикажете делать?
Тотчас с небес раздался громоподобный шум, округа озарилась ослепительным светом. На головы всей честной компании свалился Ерёмка, державший в руке белоснежное перо. Окаём его серебром переливался, стержень золотился в руке.
Стёпка подпрыгнул на месте и ликующе залаял, от радости позабыв все человеческие слова. Ерёма поднял перо над головой:
– Смотрите, что у меня подарок! От самого батюшки Солнца!
– Эка невидаль, перо! – хохотнул Топтыгин. – Этаких перьев у нас в лесу видимо-невидимо.