Край земли. Затерянный рай

Наверное, с того самого мгновения, как Оливия засмеялась, он был навсегда покорен ее красотой, добротой и искренностью. Но сейчас Михаил думал не о ней. Он смотрел на кости и думал о том, что кто-то из толпы встречающих, что были тогда в аэропорту Елизово и стали свидетелями их глупого веселья, был сейчас здесь. Он думал о всемирно известных голливудских актерах, которых они перебирали в памяти, воображая, на кого будет похож их гость. Думал о том, что стало с ними. Что стало с теми простыми людьми во всем мире, что так же, как и они, любили голливудские фильмы и так же могли бы с легкостью узнать известные фразы персонажей этих фильмов. Михаил думал о том, сколько всего было в жизни вещей, которые объединяли миллионы людей во всем мире. И одной из таких объединяющих нитей были, быть может, и не самые гениальные, но все же яркие и запоминающиеся фильмы. А что еще объединяло? Улыбки, шутки, смех… Конкретно их троих, с разных концов мира, объединяли величие и тайны вулканов. Восхищение красотой, синее небо, яркое солнце, полуночные звезды, шум прибоя, музыка… Это все было общим. Таким человеческим. Но какие-то безумцы пронзили миллионы и даже миллиарды сердец гамма-излучением. А ведь большинству этих людей нечего было делить. Не из-за чего было враждовать. Многие из них могли бы стать настоящими друзьями, как он, итальянец и американка, ставшие семьей. Но все превратилось в груды костей. А те, кто выжил, носили в своих сердцах ненависть. И теперь он, Оливия и Антонио – изгнанники в мире, где осталось слишком мало людей.

Он вернулся к машине, и на душе стало сразу теплей, как только он увидел Тони и Олю.

– Ну что там? Как мост? – спросил Квалья.

– Думаю, выдержит. Но все-таки, на всякий случай, я прошу вас выйти из машины и пройти по мосту пешком.

– Хорошо…

Крашенинников вернулся за руль, включил первую передачу и медленно двинулся к мосту, но буквально в десяти сантиметрах остановился. Ему вдруг стало страшно. Страшно, что мост обрушится, а он пополнит груду человеческих останков под ним. И больше никогда не увидит близких ему людей…

Михаил резко вышел из машины и вернулся к друзьям.

– Тони, ты помнишь тот день? Тот день, когда мы были в аэропорту и встречали гостя из Америки?

– Помню, – кивнул Квалья и улыбнулся. – Мы, два дурака, непозволительно много смеялись.

– Да… Смеялись… То был чудный день. Великолепный день. Верно, Чубакка?

Антонио тихо засмеялся. Совсем не так, как тогда.

– Все верно, Михель. Великолепный день.

– И я впервые увидел ее… – Крашенинников вдруг схватил Оливию и крепко прижал к себе.

– Милый, что с тобой? – с тревогой прошептала Собески, обнимая Михаила.

– Ничего, Оля. Просто я очень люблю тебя. С того самого дня…

– Я тоже тебя люблю, – шепнула она.

– О-о, святая Дева Мария! – воскликнул Квалья, морщась. – Ну что за мелодраму вы тут устроили? Мост всего метров двадцать пять длиной, но прощаетесь так, будто Майку кольцо всевластия до Роковой горы тащить предстоит!

Крашенинников нехотя отпустил возлюбленную и вздохнул:

– Ну, увидимся на той стороне. – Затем он указал пальцем на Антонио и подмигнул: – Верно, Чубакка?

– Да давай уже, садись в свой звездолет и выдай нам пару парсеков, Соло! – отмахнулся Квалья. – И да пребудет с тобой сила, кстати!

Глава 18 Флаг

Никита проснулся на пирсе и не сразу вспомнил, что остался здесь ночевать. Удаление воды из первого отсека лодки отняло накануне слишком много сил, чтобы он мог уйти ночевать в более уютное место. Лодку решено было теперь держать с запасом дизельного топлива, питьевой воды и провианта. Но и работы по устранению тех бед, что принесло ее затопление, было много.

Из котелка на костре доносился будоражащий аппетит запах сытной похлебки. Рядом с костром сидел Горин и маленькими глотками пил горячий хвойный чай.

– Проснулся? – кивнул он. – Тебе заварить?

– Изволь. Не откажусь.

– Парни, где Цой? – окликнул их появившийся на пирсе Жаров.

– Спит еще, наверное, – пожал плечами Женя. – Он в лодке остался.

– Опять? Ему там, видимо, очень понравилось, да? – нервно усмехнулся Андрей. – Ну, что ж. На его месте я бы сейчас снова залег на дно.

– А что случилось? – спросил Никита.

– Держитесь крепче, парни. Грядет буря…

Из-за угла полуразвалившегося заводского цеха показался Сапрыкин. Он бодрым шагом двигался в их сторону.

– Где четвертый?! – заорал он, едва приблизившись. – Я спрашиваю, где четвертый?!

Горин с удивлением посмотрел на Андрея:

– Чего это с ним, а?

– Приступ толеразма. Сейчас сами все узнаете.

– Тащите сюда Цоя, да поживей! Я вас всех четверых, идиотов, видеть сейчас хочу! – выкрикнул Евгений Анатольевич, подойдя, наконец, к костру. – Дебилы!

Последнее слово он произнес с такой интонацией, будто выбивал кулаком кому-то зубы.

– Эй! – развел руки Вишневский. – Дядя Женя! А может, ты чуток успокоишься и будешь все-таки подбирать слова?!

– Слова подбирать?! – Сапрыкин шагнул вперед. – А я их подбираю! Я их очень старательно подбираю! Ты себе даже не представляешь, какие слова у меня на самом деле вертятся на языке, мля!