Край земли. Затерянный рай

– Больше чем тебе, баран. Но! Вы, конечно, можете мне не верить. Имеете право. Но, думаю, Александру Цою вы поверите. Я скажу ему, чтоб он навестил вас вечерком и сам рассказал вам эту историю…

– Да ты в натуре, выхухоль, Рубаха! На хрена нам подляны делать, а?! Не говори ему ничего! Не надо, чтоб он к нам приходил! – завопили по очереди эти двое.

– Ну, тогда кончайте ерундой страдать и бегом в город! – крикнул всадник. – Там народ завалы до сих пор разбирает, а вы здесь сачкуете, падлы! Штрафные работы на говномесе захотели?!

– Нет!..

Они торопливо засеменили в сторону Вилючинска. Один из них бросил разочарованный взгляд на Михаила, развел руками и удалился.

Крашенинников вздохнул и провел рукой по мокрой голове.

– Спасибо, – сказал он всаднику.

– Ага, – как-то неприветливо отозвался Рубаха, внимательно глядя на Михаила. Затем он порылся в карманах одежды под плащом, извлек оттуда горсть кедровых орехов и, закинув несколько в рот, протянул руку: – Угостишься?

– Благодарю, не откажусь. – Михаил подошел к всаднику и принял половину горсти очищенных орешков.

Позади, на седле, висела большая брезентовая сумка. И Крашенинников вдруг снова почувствовал характерный запах рыбы. Похоже, что запах шел от той сумки.

– Сильно вас ночью потрепало? – спросил Михаил.

– Порядком. Погибшие есть.

Крашенинников вздохнул, качая головой. Затем, после некоторой паузы, поднял взгляд на всадника и произнес:

– Ты же знаешь, что невозможно человеку отпилить голову смычком, не так ли?

– А ты пробовал? – засмеялся Рубаха и потянул за поводья. Лошадь двинулась с места и отправилась к дороге. – Будь здоров! – крикнул всадник на прощанье.

Как только он скрылся из вида, Михаил склонился над следами лошади и осмотрел их. Затем подошел к тому месту, где, по его мнению, паслась лошадь до его визита к машине. Но на свежей траве, да еще в такой дождь, невозможно было определить, следы одних и тех же копыт он видит или нет. Однако почему-то мысль о том, что и тогда и сейчас здесь побывал один и тот же всадник, его какое-то время не отпускала. Тем не менее Крашенинников не стал себе сильно забивать этим голову. В конце концов, его ждала работа, и он снова полез под машину, засыпав в рот оставшиеся кедровые орешки.

* * *

Александр Цой хмурился все больше и больше. Все эти добытые Никитой листы бумаги находилась в совершеннейшем беспорядке. Невозможно было найти ни начало заинтересовавшего его текста, ни его продолжение. После некоторого времени, проведенного за тщетным перебиранием листов, он не нашел что-нибудь, даже отдаленно намекающее на связь с этим безымянным «протоколом». Но интрига не отпускала, как увлекательный роман, коих он уже перечитал великое множество. А некоторые и не по одному разу. Но тут вдруг что-то новое, и такое разочарование от отсутствия внятной предыстории и логического продолжения. Чертыхаясь и проклиная этот беспорядок, Александр вернулся за стол и положил перед собой новый лист бумаги чистой стороной. Обратную сторону он перепроверил аж три раза. Ничего интересного. Какая-то ведомость на выдачу зимнего нательного белья.

Он макнул кончик пера в чернильницу, но как-то совсем подзабыл, что именно надо писать дальше, и это взбесило Цоя еще больше. Сильно захотелось курить, но в отсутствие курева он просто сжал зубами ольховую веточку и стал яростно ее грызть, вернувшись к предыдущей странице летописи, чтобы вспомнить, какие именно события надо описать дальше.

В этот самый момент в окно ударился небольшой камень. Кто-то швырнул его не для того, чтобы выбить стекло, но для привлечения внимания Цоя. Александр крепко выругался и подошел к окну. Перед школой, верхом на коне, сидел Андрей Жаров и махал ему рукой. Цой распахнул окно, и тут же в помещение ворвался порыв ветра, а в лицо ударили капли дождя.

– Ты чего, Андрюха? – недовольно кивнул Александр.

– Посмотри туда! – воскликнул Жаров, вытянув руку в сторону бухты.

– Куда именно? Я не понял…

– На завод! На завод смотри! Только внимательно! – Вид у Андрея, несмотря на трагические события и общее траурное настроение, был какой-то возбужденно-радостный. Но что его могло так обрадовать в этот пасмурный, и не только из-за погоды, день? В бухту вошли корабли под российскими флагами, знаменуя то, что за пределами Камчатки сохранилась цивилизованная жизнь? Вернулись атомные подводные лодки, ушедшие перед войной из базы в Рыбачьем? Что, если не это, могло сегодня так порадовать?