Мезонин над ним заставлен длинными деревянными столами и металлическими стульями; что-то вроде индустриального шика, вступающего в противоречие с массивными стеклянными люстрами и бронзированными зеркалами, развешанными по всему помещению. За обеденной зоной расположено огромное окно в оживленную кухню, привлекая к себе основное внимание. Кухонные работники, одетые в черную униформу, порхают по кухне, словно золотые рыбки. А посетители? Они друг другу под стать — прилизанные и чистенькие.
Нижнее пространство ресторана, кажется, больше ориентировано на мужчин, вероятно, потому что там подают домашнее пиво в розлив. Я замечаю это, когда мы следуем за официанткой, которая ведет нас к нашему столику. И вот тут я понимаю, чем недовольна Айви. Этих мужчин, кажется, привлекает жизнь хипстеров. Подвернутые узкие джинсы, очки в стиле ретро, бороды и ироничные дедушкины кардиганы.
— Прекрати. Ты уже один раз высказалась на этой неделе, — жалуется Нэт. — Косметолог - фашист.
— Я просто не понимаю увлечения всей этой... — Айви жестом указывает на свой подбородок, плюхаясь на стул за столом, к которому нас подвели. — Растительностью на лице.
— Да ты и не жила, если у тебя не было мужчины, чья щетина побывала на твоих женских прелестях, — отвечает Нэт.
— Тише! — с беспокойством я гляжу в спину уходящей официантке. — Не стоит всем слышать, что ты предпочитаешь его волосатым.
— Это не так! — возмущенно отвечает Нэт. — Мне нравится, когда они заботятся о нижнем уровне. — Мой взгляд автоматически устремляется на первый этаж ресторана. — Да не там, дурочка. Я имею в виду, мне нравится, когда основная часть их члена практически не имеет пушка. А вот с лицом — другое дело.
Нэт продолжает возмущаться, ее слова становятся приглушенными и неясными, пока я рассеяно
Рори.
Он поднимает голову, как будто это мой взгляд заставляет его, и его глаза встречаются с моими. Хотелось бы мне вспомнить их точный цвет. Тогда, в салоне, они запомнились мне темными.
К сожалению, он не такой. И я понимаю, что неправильно так думать, но, когда он мне ухмыляется, мои мысли становятся откровенно непристойными. Мать честная. Если это не самая сексуальная вещь, что я когда-либо видела с...ну, с тех пор, как он вошел в салон в прилипшей к его телу одежде.
И от одного его взгляда меня одновременно обдает холодом и бросает в жар. Холод — от того, что он поймал меня, когда я пялилась на него, а жар — из-за того, что его похотливая ухмылка сексуальнее, чем грех. И на это раз я наслаждаюсь этим взглядом, не избегая его. И не только это. Я позволяю себе отвлечься, вспомнить прошлое, почему бы и нет, черт возьми? Прямо сейчас мне больше не о чем думать. Сегодня вечером я не виню себя ни в чем. Мне не нужно чтить чью-либо память.
Он такой большой и загорелый. Отблески света от люстры подчеркивают медные пряди на его каштановых волосах. Мои щеки горят, я определенно наслаждаюсь моментом, стараясь запечатлеть в памяти его дерзкий взгляд и насмешливо выгнутую бровь. Одетый не совсем так, как окружающие его хипстеры, он также выглядит совсем по-другому, нежели во вторник.
Годы были милосердны к нему. Он все еще лидер, но в настоящее время он бы пробовался на роль сурового мужчины, предпочитающего держать контроль в своих руках, нежели на роль школьной любви. И дома он определенно воплотил бы фантазию Нэт о дровосеке. Или может о викинге — нет, о
— Ты меня слушаешь?