Крайняя маза

К взаимному облегчению обоих в дверь позвонили. Мария Ивановна прошла в прихожую и, посмотрев в глазок, обернулась к Смирнову:

– Это Рая, уборщица.

Открыв дверь, вместо Раи она увидела трех парней в кожаных куртках. Позади них стоял... Паша Центнер.

Часть вторая

1. Лампочки перегорели

Некоторое время спустя Смирнов и Марья Ивановна лежали, связанные, в задней комнате, тускло освещенной светом, пробивавшимся сквозь тяжелые шторы. Марья Ивановна всхлипывала. Смирнов жалел, что напился. Вместо того, чтобы провести последние часы жизни в постели.

Паша Центнер появился шумно. В руках его была газета с кроссвордами.

– Мелкое млекопитающее животное из семейства волчьих не знаете? – спросил он, приблизив глаза к газете. – На "П" начинается и на "Ц" кончается? Ну, с него еще шкуру чулком снимают?

– Песец, – безучастно ответил Смирнов и, увидев, что бандит делает вид, что заносит слово в кроссворд, добавил:

– Свет бы включил, глаза испортишь.

Центнер, согласно покивав, подошел к выключателю, щелкнул, однако потолочный плафон с глупыми розочками не загорелся.

– Черт, лампочки же перегорели, когда я Вадикуса электрошоком развлекал... – пробормотал восставший из могилы. – Ну, ничего, я сейчас что-нибудь придумаю.

И прошел в тайную дверь, чтобы через минуту вернуться с бра, – он висел над кроватью, и в его в свете Смирнов любил рассматривать милое лицо утомленной любовью Марьи Ивановны. Повесив бра на стену, Паша Центнер мощным ударом кулака вогнал евровилку настенного светильника в отечественную розетку и ушел, сказав на прощание:

– Я ухожу ненадолго. К вечеру нарисуюсь. И не один. А вы пока соображайте, что я с вами сделаю. Если угадаете – ящик шампанского за мной. Кстати, уважаемый Евгений Александрович, холодильники надо вовремя размораживать. Особенно если в них хранится зелень.

2. Что в ящике?

К вечеру Паша Центнер явился. Вошел в свой звуконепроницаемый "кабинет", встал у окна. Спустя пару минут четверо человек в спецовках внесли в комнату высокий тяжелый картонный ящик. Надписи на нем сообщали, что ронять и оставлять под дождем его нельзя, так как он представляет собой упаковку прекрасного двухкамерного холодильника "Стинол".

– Угадай, что в этом ящике, – сказал Центнер, обращаясь к Смирнову (смотреть в глаза Марье Ивановне он избегал). – Угадаешь – ставлю ящик полусладкого шампанского.

Смирнов молчал.

– Не компанейские вы какие-то, – вздохнул несостоявшийся покойник. И, сделав рабочим знак распаковать ящик, продолжил:

– Впрочем, все равно бы не угадали. Не ваш профиль.

Из ящика был извлечен Шура. Бетонная конура была при нем.

– Но это еще далеко не все, – потер руки Центнер. – Сейчас ребята еще кое-что принесут.

Ребята вышли. Центнер уселся за письменный стол, вынул из ящика конторскую книгу (синюю, с обклеенными коленкором уголками), забыв обо всем, принялся ее листать. И листал, то серьезно, то ностальгически улыбаясь, листал пока в комнату не внесли второй ящик. Тоже из-под холодильника, но не "Стинола", а "Минска".

В коробке из-под "Минска" находился Борис Михайлович. Он тоже был одет бетоном.

Его установили лицо к лицу с Шуриком. Скользнув по нему высокомерным взглядом, бывший глава "Северного Ветра" отвернулся и встретился глазами с сочувственно улыбающимся Смирновым. И понял, что рассматривает своего несостоявшегося любовника. Усы у "милой Женечки" были давно не стрижены. Он был не брит, взлохмачен и не умыт.

Борис Михайлович горестно поник головой.

Смирнов поник тоже. Чтобы не травмировать психику переживанием ситуации, он старался думать об отвлеченном.

Центнер в это время смотрел на свои конторские книги. Было видно, что ему не хочется с ними расставаться, но взять их с собой он не решается.

Тем временем парни в спецовках погрузили пачки документов из сейфа в опустевшие коробки и понесли их вон. Вернувшись, вопросительно посмотрели на Центнера. Тот махнул книгой:

– Валяйте.

Через минуту в комнате пахло эфиром, а Смирнов с Марьей Ивановной спали тяжелым сном.

3. Всего-навсего сто килограммов

Очнувшись, Смирнов пожалел, что родился на свет.

Напротив него стояла на четвереньках Мария Ивановна, точнее, напротив него стоял бетонный куб, из которого выглядывали ее голова и руки.

А напротив Марии Ивановны стоял бетонный куб, из которого выглядывали голова и руки самого Евгения Александровича.

Мария Ивановна спала, Борис Михайлович, стоявший левее нее, был сер лицом и прятал глаза. Смирнов, решив держать себя в руках, отметил, что времени пять часов утра, и хотел обратиться с накопившимися вопросами к Стылому, стоявшему, нет, располагавшемуся справа от него, но тот смотрел в сторону.

В комнате кроме них четверых никого не было, только они и судьба, и Смирнов, убедив себя, что, в конце концов, все кончиться благополучно или, по крайней мере, так, как порешит доныне всегда благоволившая к нему фортуна, решил заняться рекогносцировкой.