Крайний случай

– Ни самой помыться, ни посуду помыть, – продолжила покрывшаяся багровыми пятнами Марина Павловна и, деланно вздохнув, опустила вниз разведенные в стороны руки.

– Это верно. Неудачную мы покупку сделали, – поддержала разговор Лариска. – Хоть потолки в этих домах высокие, но воды-то нет. Наверное, мы будем продавать эту квартиру и искать новую в другом районе.

Лариска подошла к микроволновой печи, взяла ее и понесла назад в квартиру, на ходу сообщив:

– Мама позвонила, сказала, чтоб не выбрасывали, а ей отдали.

Ларискина дверь захлопнулась. Соседки, глядя на пустую скамеечку, погрустнели. Им было стыдно за то, что они минуту назад готовы были вцепиться друг другу в волосы из-за какой-то печи. Первой очнулась Тамара Леонтьевна:

– Что за жизнь такая, что человек работает, работает, а к старости остается ни с чем. Марина, пойдем ко мне выпьем по рюмочке.

Марина Павловна не отказалась. Они выпили, потеплели и договорились между собой на будущее, что одна из них берет вещи, выставленные Лариской по четным дням, другая – по нечетным. И больше между ними скандалов не было. Они только молили Бога, чтобы Лариска не нашла себе квартиру в другом районе и не переехала.

Задержка

«Как хочется положительных перемен. Но если с таковыми выходит задержка, значит, будет ребенок. И тут все дело – какой? Если зачат коллективно, по пьяной лавочке, или от родителей с патологией, или акушерка попадется хуже некуда, то сложно надеяться, что он будет здоров…»

Его еще со школы звали Тимоня. Непокорные вихры, драки и «троечки»… И вот в сорок лет он дослужился до сантехника ЖЭУ. Благо, что служба рядом с домом и не обременительная. Да и деньги можно было сшибать, если ушами не хлопать. Обычным жалобщикам в дырки проржавевших труб он загонял пиявки, иными словами, кусочки проволоки. Тем, кто приплачивал, он и сварочный аппарат затаскивал на последний этаж, чтобы старые трубы сменить полностью.

Окно Тамары Леонтьевны, пенсионерки со стажем, располагалось аккурат напротив входа в ЖЭУ. Она частенько видела Тимоню, вертевшегося там под окрики сварщика…

– Ну как собака с хозяином, – размышляла Тамара Леонтьевна, поглядывая из окна.

Но сегодня у Тимони левака не было, а была самая обычная заявка, с которой он, уморенный ярким летним солнцем, поднимался на четвертый этаж…

В квартире Тамары Леонтьевны раздался звонок. Самый обычный душераздирающий звонок, к которому она уже давно привыкла. «Доживать уж с ним придется», – ворчала иногда. Она открыла дверь с золотистым номером тридцать один снаружи, а там – Тимоня.

– Что надо, молодой человек? – строго спросила Тамара Леонтьевна для острастки.

– Я слесарь, из домоуправления. У меня заявка на тридцатую и двадцать седьмую. Но там все отказываются, посылают… а вы случайно не вызывали сантехника? – пробарабанил Тимоня.

– Нет. Слесаря мы не вызывали, – иронично, растягивая звуки, произнесла Тамара Леонтьевна.

– Странно, вызов есть, а от слесаря отказываются, – с видом психиатра, делающего неутешительное для пациента заключение, проговорил Тимоня, еще раз посмотрел на бланк заявки и начал спускаться по ступенькам…

– Так вас, наверное, еще в прошлом году вызывали, в ноябре, – бодро крикнула вслед не потерявшая гибкость ума Тамара Леонтьевна. – Тогда у нас тут крупная

авария была. Потоп. Прорвало трубы отопления в тридцатой и затопило двадцать седьмую и двадцать пятую. Приходил слесарь, перекрыли всю воду. Потом соседи вызвали аварийную бригаду с предприятия. Те все заварили и уехали. Вас же не дождешься. Пойди посмотри в журнале-то, что написано…

– Такого быть не может, – уверенно пробасил Тимоня и минут через десять появился с журналом.

Тут открылась дверь двадцать девятой и нарисовалась Лариска, молоденькая такая секс-бомба, жена торговца автомобилями. Да из тридцатой выглянула Марина Павловна, пенсионерка, жена бывшего начальника нефтеперерабатывающего предприятия, в чьей квартире трубы-то и рвануло. Все сгрудились вокруг Тимони, нашли в журнале запись об аварийном вызове, где значился ноябрь прошлого года.

Тимоня посмотрел на свою заявку, где синел июль этого года, и, испытывая конфуз, пошел вниз.

– Странно, ну прямо странно, – излил он душу так громко, что подъезд подхватил его слова и эхом пронес по всем этажам. Вдруг сверху раздался дружный хохот жильцов, заставивший его ускорить шаг, а потом, перепрыгивая через две ступеньки, исчезнуть из подъезда, тяжело хлопнув дверью.