Сборщик был массивным. Запутавшиеся в густых пучках водорослей обломки усеивали поверхность более чем на квадратный километр. Квара притормозил, направив струю от двигателей вперед, чтобы замедлиться и зависнуть в воздухе. Затем он нажал диск на панели, и выпуклое стекло кабины отошло назад.
На него дохнул теплый, чуть сладкий воздух. Стоял густой и приторный запах водорослей. Квара встал с кресла и перегнулся через край. Под его весом флаер накренился, и двигатели взвыли, вернув машину в исходное положение.
Квара пристально всматривался в обломки. На них отсутствовали следы пожара или признаки взрывов. Там, где пласталь была сломана, казалось, будто ее просто перекусили. На других частях также виднелись рваные свидетельства чьих-то огромных когтей.
Квара тщательно осмотрел каждый фрагмент, запоминая угол нанесения ударов, использованную для этого силу, их частоту.
Не закрывая кабину, Квара сел обратно в кресло и медленно облетел обломки. После этого он постарался абстрагироваться от деталей и сосредоточиться на общей картине.
Среди водорослей виднелись огромные просеки, которые свидетельствовали и прохождении здесь чего-то действительно массивного. Хотя следов было несколько, Квару не покидало чувство, что их оставил только один зверь.
Он закрыл глаза, как поступил бы на Фенрисе, где души охотника и жертвы переплетаются, когда крался бы по высокогорью, оставляя цепочку следов на нетронутом снегу.
Он открыл глаза. Под ним мерно раскачивался бесконечный мех водорослей.
Его уверенность возросла. Он вновь разогнал флаер до предела.
Квара откинулся и прикрыл глаза от бьющего в лицо ветра. Он дал волю инстинктам, охотясь за добычей, преследуя ее, словно чувствуя ее запах.
Все было так же, как всегда. На миг азарт охоты охватил воина, и задание стало для него всем.
В более простые, суровые времена, оно и было всем.
В прошлом, которое теперь потускнело и почти забылось, он жил лишь ради этого.
От мощнейшего удара
Все пришло в движение. Волны врезались в высокие борта и выплескивались на палубу, холодные, как горный лед, и тяжелые, словно удары кнутами. Мачты трещали под тяжестью тугих дрожащих снастей, с которых свисали сосульки.
— Я тебя вижу! — проревел Тенге, выскочив на нос корабля с развевающейся за спиной длинной белой шкурой.
Олекк и Регг прошли за ним, крепко хватаясь за поручни и скользя сапогами по мокрой палубе. Каждый из них сжимал по длинному копью с железным наконечником, которое с немалым трудом выковали жрецы.
Северное небо расчерчивали молнии, за которыми следовали треск, рокот и грохотание грома.
Фенрис злился, как обычно, и от его гнева вспенивалось море.
Ай Квара держался одной рукой за высокую фок-мачту, раскачиваясь над самой водой всякий раз, когда корабль вздымался и опускался на волнах. Он не видел ничего, кроме сплошной стены дождя и движущейся воды.
Квара выругался про себя и торопливо спустился по снастям. Если Тенге что-то разглядел с носа, значит, у него было куда более острое зрение. Это плохо. Юность Квары должна была давать ему преимущество.
И затем, когда он был уже на полпути к палубе, море справа по борту взбурлило пузырями и хлесткими быстрыми отростками.
— Вот оно! — заорал пронзительным от возбуждения голосом Ракки. Где-то из челна раздался яростный хохот. Квара спрыгнул на палубу, схватил копье и бросился к борту.
В десятке саженей перед ним поверхность воды расступились, и над бушующими волнами показалось нечто огромное и черное, а потом нырнуло назад. Квара заметил блестящий, рябой от ракушек панцирь, который плавно удалялся от преследователей. Из моря вырвался водяной гейзер, когда зверь глубоко выдохнул и вдохнул.
—