Кракен пробуждается

— И еще как! Пресса обязательно проболтается, и будет вам еще один «бокеризм», уж помяните мое слово. Плохо дело, снова все забуксует, и даже разумные люди отвернутся от Бокера. Да, надо ждать неприятностей. Ладно, пошли обедать, пока я окончательно не вышла из себя.

Следующая неделя выдалась скверной. Вслед за «Бихолдэ» газеты с ликованием набросились на псевдокишечнополостных: редакционные писаки окунули перья в сарказм и зубоскальство, целые батальоны ученых, которые и раньше не оставляли в покое Бокера, бросились в новую атаку, готовые его растоптать, карикатуристы внезапно открыли, что их «любимые» политические деятели, оказывается, мало похожи на людей.

Вторая половина прессы, наоборот, рисовала кошмарные картины будущего и требовала защиты от псевдожизни.

Наш спонсор, опасаясь за свою репутацию, решил расторгнуть контракт с Ай-би-си. Дирекция рвала на себе волосы. Руководитель отдела продажи эфирного времени вспомнил старую поговорку, что любое паблисити — хорошее паблисити. Но спонсор утверждал, что покупательский бум не что иное, как подтверждение теории Бокера и влечет за собой продолжение роста цен. Ай-би-си парировала, что созданное паблисити уже накрепко связало его продукцию с именем Бокера и бессмысленно не постараться заработать на этом сколько возможно.

— Моя фирма собиралась внести свой вклад в развитие науки и общественной безопасности, а не совершать вульгарный рекламный трюк, — сказал спонсор. — Тут накануне ваш комик высказался, что, дескать, только псевдожизнь открыла ему глаза на собственную тещу. Если это позволяет себе Ай-би-си, то что говорить о других?!

Ай-би-си заверила, что подобное не повторится, но заметила, что после отказа от стольких обещаний, данных спонсором редакции, вряд ли его фирме удастся сохранить авторитет.

В то же время коллеги с Би-би-си вдруг обнаружили неслыханную симпатию к нашей компании. Казалось, конкуренты что-то замышляют — больно подозрительной была их вызывающая вежливость.

Я пытался работать в редакции. Но все кому не лень заглядывали в дверь, сообщали о событиях на фронте, советовали вставить или опустить ту или иную подробность, в зависимости от состояния дел. И через пару дней, не выдержав, я перебрался домой. Однако и здесь меня не оставили в покое. Телефон не умолкал: рекомендации, всяческие предложения, сообщения о смене конъюнктуры сыпались как из рога изобилия. Я старался вовсю: писал, переписывал, пытаясь угодить всем беспокойным.

А Ай-би-си уже воевала с Бокером. Он кричал, угрожал, обещал все бросить, если его не пустят в прямой эфир.

Закончив сценарии, мы так устали, что не было сил вникать во все эти споры и распри. А когда вышла первая передача, мы решили, что на радиостанции ее перепутали с «Полчаса Маменькиного Ангелочка».

Собрав манатки, мы махнули за покоем в Корнуэлл.

— Боже мой! — воскликнул я, увидев нововведение. — Неужели не хватает веранды? Если ты думаешь, что в жару я буду сидеть там только потому, что…

— Это, — холодно перебила меня Филлис, — беседка.

— Неужели? — изумился я, разглядывая необычное сооружение со скособоченной стеной. — Ну и к чему нам беседка?

— А вдруг кому-нибудь летним днем захочется в ней поработать. Она прекрасно защитит от ветра и не даст разлететься бумагам.

— Да-а?..

— В конце концов, — оправдываясь, добавила Филлис, — если кто-то кладет кирпичи, значит, он что-то строит.

«Логично, но подозрительно», — подумал я и уверил Филлис, что если это беседка, то очень премиленькая, просто для меня это было явной неожиданностью.

— Чтобы прийти к подобному выводу, — ехидно заметила Филлис, — не нужно так долго думать.

Меня так и подмывало что-нибудь ответить Филлис, но я все же попридержал язык и сказал, что, на мой взгляд, все сработано чудесно, тем более что сам я вообще неспособен положить один кирпич на другой.

Как иногда необходима смена обстановки! Эскондида, танки, пузыри со своими щупальцами… трудно было поверить в их существование. И все-таки мне не удалось расслабиться, как я надеялся.

В первое же утро Филлис взяла черновики своего романа и отправилась в беседку. Я слонялся вокруг в ожидании долгожданного успокоения, но оно так и не снизошло на меня.