Внизу налил себе виски. Я должен был найти способ, ведущий нас к браку, который предназначен нам судьбой. Наш брак с Ингрид не был основан на сильном физическом влечении, которое могло бы причинить большое горе или вызвать какие-либо толки. Наши отношения никогда не были страстными. Возможно, впоследствии это должно было привести прямой дорогой к обету безбрачия.
Это, наконец, должно было случиться. Физическая близость с Ингрид становилась невозможной. Щемящая тоска по Анне исказила мою жизнь. Казалось, что Ингрид старалась вторгнуться в тот космос, хозяйкой которого была отсутствующая Анна. Эта предгрозовая атмосфера была невыносимой.
«Ты совершенно себя измучаешь, — предостерег меня внутренний голос. — Ты знаешь это. Разве нет?» — «Да, доктор». Врач, излечи себя сам! Я криво усмехнулся, вспомнив старую поговорку. Может быть, я нуждался в суровом наказании.
Подготовив себя таким образом и дальше жертвовать счастьем Ингрид, я пошел работать над своими бумагами.
Завтрак на следующее утро был односложным и весьма прохладным. К моему стыду, постоянное беспокойство Ингрид обо мне торжествовало над желанием платить мне той же монетой.
Но я оставался холоден. Я страстно желал сохранять между нами дистанцию, которая могла бы выработать новую модель поведения. Если рассудить, это было последовательное разрушение самих основ брака.
— Я хочу двадцатого организовать отцу день рождения. Думаю, ему было бы очень приятно, если бы мы все смогли приехать к обеду и остаться на воскресный ленч. Я поговорю с Сеси. Договорюсь о меню сейчас. Салли и я поможем Сеси приготовить все. Ну и, конечно, Анна. Она тоже сможет помочь.
Это стремление привязать Анну к семейной жизни показалось мне частью плана моей жены. Но как она не видит всей неуместности появления Анны на кухне? Я представил себе четырех женщин вместе. Сеси, Ингрид, Салли, хлопотливые и умелые, на собственной домашней территории, и Анна, вплетающая свою тайную силу в мистерию приготовления пищи. Анна, насыщающая все вокруг своей женской сущностью, бесконечно более притягательной, чем обычный шарм благоразумного обаяния. Остальные женщины казались рядом с ней вырезанными из картона фигурками, одна Анна была реальна, великолепна и вызывающе опасна.
— Я спущусь вниз позже. Счет я оплачу, воскресный ленч должен удастся на славу.
— Хорошо. Я уверена, что отец будет очень взволнован. Присутствующих можно обсудить позже.
Она взглянула на часы. В голосе Ингрид звучали командные интонации. Это был реванш за прошлую ночь.
— Я тоже должна буду уйти, — сказала она. Я наклонился, чтобы привычно поцеловать ее в щеку. Но она, сжав губы, улыбнулась, отклонила голову, и мои губы уткнулись в волосы. Возможно, это и было легкое изменение ритуала, движение от кожи к волосам, наше постепенное отдаление друг от друга.
В машине я вспомнил, что именно в Хартли я просил у Эдварда позволения жениться на Ингрид. Так давно это было. Роковое «да», которое привело к появлению на свет Мартина и Салли, долгим годам мира и согласия, доброго счастья и благоденствия.
Хартли тоже падет перед Анной. С ее появлением там навсегда изменится мое восприятие этого места. Самое любимое владение Ингрид, его стены и сад, до сих пор чистые и невинные, должны будут капитулировать перед ней.
Я позвонил Анне. Было рано, она еще не ушла.
— Хартли!
— Да, я знаю. Отказаться невозможно. — Анна сделала паузу. — Я не думала упоминать об этом, но я собираюсь уехать на следующей неделе, до вечера вторника.
Я промолчал. Не спросил куда. «Не дави на нее», — предостерег я себя.
Она рассмеялась, словно прочитала мои мысли, и сказала:
— Я должна поехать в Эдинбург за материалом для статьи, которую я пишу, и это все.
— Прекрасно. Мой комитет находится в стадии планирования. Окончательные документы нуждаются в подготовке.
— Жизнь, кажется, продолжается.
— Я согласен, внешнее тоже отнимает время.
— Да, шаткое равновесие нашего с тобой мира потребует многих усилий. Только тогда наша тайная настоящая жизнь сможет продолжаться.
— Мы прекрасно понимаем друг друга.
— Это действительно так.
— Пока. До встречи в Хартли.
— До встречи, пока.
28
Я никогда не был рабом Хартли. Это был дом Эдварда. Место, где родилась Ингрид и где прошло ее детство. Место, где она каталась верхом и удила рыбу с Эдвардом во время школьных каникул.
— Взгляни, вот здесь я свалилась с лошади. Отец думал, что я разбилась. Но это был только сильный ушиб. А тут я любила сидеть и мечтать. А там, за этим розовым кустом, меня поцеловал мой первый мальчик! — Я слушал грезы ее памяти с вежливостью, обеспокоившей меня. Влюбленный мужчина не выслушивает рассказы о детстве своей возлюбленной с таким отчуждением. Не смотрит на дом, служивший ей прибежищем, с таким равнодушием в глазах.
Приехав воскресным вечером в Хартли, я рассматривал все вокруг так, как могла бы Анна, увидевшая его в первый раз.