Крах

– Я понимаю, что этот Олег Трефилов исчез, когда ему было тридцать два, – произнес он после минутных размышлений. – Но погиб-то он пятого мая этого года. Значит, на момент смерти ему было пятьдесят четыре года, как вы и сказали, Ангелика. Откуда тогда цифра тридцать два?

Роклунд и Робин обменялись долгим взглядом, прежде чем Робин взял слово:

– Судя по всему, именно тогда его костный мозг был пересажен первой жертве. Которая теперь является носителем его ДНК.

– Но что тогда делал Олег последние двадцать два года? – воскликнул Бергер. – Похоже, что с тех пор он не постарел ни на день.

– Помните вот это? – спросила Роклунд, указывая на покрасневший участок на бедре и животе Трефилова. – Такое же покраснение разной степени интенсивности я нашла у всех трех последних жертв. Дерматологи оценили их как следы обморожения.

– О, Господи! – воскликнул Бергер, догадавшись, о чем идет речь.

– Вы знаете, что такое крионика? – спросил Робин.

– Это что-то из научной фантастики? – спросила Блум. – Когда людей замораживают?

– Замораживают человека, часто смертельно больного, до экстремально низкой температуры и держат его при этой температуре для того, чтобы потом, когда наука шагнет вперед, оживить его и вылечить. Или как-нибудь использовать.

– Хочу добавить, что научных подтверждений состоятельности крионики нет, – добавила Роклунд. – Это спорная технология, которая зиждется на зыбких основаниях.

– С другой стороны, – подхватил Робин, – начиная с шестьдесят седьмого года двадцатого века тысячи умирающих людей пожелали быть замороженными. Первые процедуры крионики были примитивными, вызывали многочисленные повреждения, но теперь процесс стал более сложным, применяют медленное замораживание, благодаря чему можно избежать образования льда в мозгу и прочих осложнений. Кровь заменяют жидкостью, которая застывает вместо того, чтобы образовывать кристаллы льда.

– Наша заморозка находится где-то посередине между старыми примитивными методами и ультрасовременными, – добавила Роклунд.

– Но, когда их нашли, у них ведь в сосудах была собственная кровь? – спросил Бергер.

– Значит, когда тела оттаивали, кто-то закачал в них старую кровь, – сказала Блум.

Какое-то время все молчали, как будто скопление непереваренной информации летало вокруг и никак не могло улечься.

– Наверное, они искали подходящего донора по всему миру, – наконец произнесла Блум.

– Да, спинной мозг должен подходить идеально, – согласилась Роклунд. – Так что поиски были сложными, тем более что речь идет о девяностых.

– Особенно если трансплантация производилась нелегально, – заметил Бергер. – Значит, Олег Трефилов просто исчез? Бесследно? Похоже, его похитили.

Роклунд и Робин снова обменялись долгими взглядами, а затем Робин покинул кружок, образовавшийся вокруг красивого мертвеца.

– Это уже вопросы полиции, – сказал он. – А вы даже не полицейские. Вы вышли на правильный след, и как только придет запрос из НОУ, мы расскажем им все, что только что поведали вам. Тогда мы не сможем больше снабжать вас дальнейшей информацией.

– Значит, это своего рода генеральная репетиция? – фыркнул Бергер.

– Скорее мы даем вам фору, – сказал Робин. – Вы уж воспользуйтесь этим преимуществом.

Бергер и Блум переглянулись.

– У вас двоих было время все это обдумать, – сказала Блум. – Вы профессионалы высочайшего класса. Так что же перед нами? С чем мы имеем дело?

Робин не спеша подошел к пожилому мужчину, отдернул простыню. Посмотрев на труп, он произнес:

– Чем дольше я осматриваюсь в этом помещении, тем отчетливее понимаю, что этот мужчина – ключ к разгадке.

Вернувшись к Бергеру и Блум, Робин протянул им какой-то предмет. Блум взяла его не глядя.

– Назовем это прощальным подарком, – сказал Робин. – Из Нэсуддена. Хочу подчеркнуть, что это копия. Оригинал лежит в стеклянной пробирке с синей пластиковой крышкой.

Бергер взглянул на руку Блум.

На ладони у нее лежала флэшка.

36

Вторник, 6 июня

Когда Ди проснулась, взгляд ее был где-то далеко. Она как будто смотрела на саму себя сверху, с крыши. Сначала она подумала, что умерла и душа ее весом в двадцать один грамм устремляется к небу, что травма ног все-таки добила ее, образовался какой-то смертельный тромб. А потом Ди осознала, что это просто такой день. День, когда она увидела себя со стороны.

Она не была собой.

Она отчетливо увидела, что играет определенную роль, когда встает по утрам, поцелует храпящего Йонни, нежно будит Люкке. Преодолевая боль, плетется в душ, готовит завтрак, даже когда болтает с ними за столом – она играет чужую роль.

Лишь проводив их до двери и помахав вслед, как домохозяйка из прошлого, Ди понимает, что это за роль.

Она играет роль обычной Ди.