Крах

Кавасаки. Нет, мое участие носит лишь формальный характер. Личная жизнь и общественная работа должны находиться в полной гармонии, а так, механически… все выходит не так, как нужно. (Обхватив голову руками, отходит к окну.)

Тоёдзи (смеется). Все эти теории ни к чему… Я, к примеру, любое дело довожу до конца… Вот, например, влюбился в чужую жену – а ведь у нее даже ребенок есть – и завладел. Здорово, правда?

Харуко. Что значит – завладел? Слушать противно.

Тоёдзи. То и значит, что завладел. (Смеясь, целует Харуко.)

Кавасаки. Тоё-сан, завтра я уезжаю. Раз так случилось, я ни дня больше не могу оставаться в этом доме.

Тоёдзи. Что ж, сказано – сделано… Значит, ты прямо в Токио?

Кавасаки. Да. Решено. Поселимся в рабочем квартале, со мной вместе еще несколько человек, там и будем собираться… Сэцуко не поедет, такая жизнь слишком тяжела для нее, значит, на какое-то время нам придется расстаться. Но разводиться мы пока не думаем. Пусть поживет у матери, а там видно будет… Я, собственно, и приехал сюда, чтобы решить все эти вопросы… Боюсь только, как бы не подвел характер, я быстро поддаюсь чужому влиянию. Сказали мне: «Представь, какое важное значение имеет забастовка для движения во всем районе» – и я очертя голову влез в это дело. А о том, к чему это приведет лично меня или Сэцуко, вовсе не подумал.

Тоёдзи. Хватит оправдываться.

Кавасаки. А я и не оправдываюсь. Какой теперь в этом смысл?

Тоёдзи. Напиши еще одну, более интересную повесть. У меня есть для тебя отличный материал: собственная скандальная история.

Харуко (смеется). Ну нет, это не годится.

Тоёдзи. Годится. Разве не интересно прочитать о похождениях шалопая, сыночка буржуа?

Харуко. Оставь свои: шутки. Давай лучше подумаем, что сейчас делать.

Тоёдзи (зевая). Сэцуко!

Сэцуко поднимает голову.

О чем там отец секретничал?

Сэцуко. Так, пустяки.

Тоёдзи. Пустяки? Сейчас я скажу, что это за пустяки. Он хочет выудить у матери деньги. Угадал? В самую точку, верно?

Кавасаки. Неужели?

Тоёдзи. Однако, похоже, он ничего не добился. Судя по его виду в конце беседы. Верно?

Сэцуко. У мамы просто нет таких денег.

Тоёдзи. Ну, еще бы…

Сэцуко. Конечно, нет. Все свои сбережения она истратила на нас. В частности, ты сам, Тоё, тоже немало у нее вытянул. Всем вам мама только для этого и нужна. Тоёдзи. А для чего же еще?

Сэцуко отходит к окну.

Впрочем, жаль ее, очень жаль. Вышла замуж совсем молоденькой, отец все время был занят делами, редко появлялся дома. Единственным ее утешением стало ходить в церковь да копить деньги. Под разными предлогами выпрашивала у отца на расходы и большую часть с удивительным упорством откладывала. Экономила даже на питании. Ведь нас с детства не кормили как следует.

Харуко (меняя тему разговора). Что же вы намерены делать дальше, Сэцуко-сан?

Кавасаки. Она собирается продолжить занятия музыкой.

Тоёдзи. Зачем?

Сэцуко. Зачем? Да так, ни зачем…

Тоёдзи смеется.

Кавасаки. У нас, в сущности, никогда не было по-настоящему прочного союза.

Харуко. Что значит «по-настоящему прочного»?

Кавасаки. Ну, самого обычного. Настоящей привязанности… Если хотите, настоящей любви…

Харуко. Значит, что же, выходит, вы друг друга не любите?

Кавасаки. Я-то люблю ее, а вот она с самого начала…

Хару ко. Неужели?

Кавасаки. Она просто из жалости согласилась выйти за меня замуж, принесла себя в жертву.

Харуко. Так ведь это же прекрасно!

Кавасаки. Нет, одной жалости или сострадания для брака мало…

Сэцуко. Дело совсем не в этом. Когда его повесть в журнале «Пламя» раскритиковали как мелкобуржуазную и призвали коренным образом изменить образ жизни, ему стало не до меня.

Кавасаки. Неправда. Просто я хочу, как это ни трудно, научить тебя жить по-настоящему.

Сэцуко. Ты хочешь, чтобы я последовала примеру жены Куросавы-сан? Он тоже писатель… Говорят, будто оба, и муж и жена, вместе пошли работать на мыловаренный завод, что ли…

Кавасаки. Никогда я тебе не предлагал идти работать на завод… Это уж как сама захочешь… Кстати, жена Куросавы-сан тоже раньше жила совсем другой жизнью, и он увлек ее за собой в новый быт. Но их брак основан на настоящей любви. А новый быт, новая жизнь рождает новые взгляды – вот в чем, по-моему, главное.

Харуко. Я понимаю, ради искусства, ради вашего призвания вы должны изменить образ жизни, но, может быть, стоит пойти на какие-то уступки? Ведь вы любите Сэцуко-сан! И Сэцуко-сан тоже в чем-то уступит…

Кавасаки. Ничего не получится. Я на все был готов. Но дело совсем в другом… И потом, в последнее время Сэцуко вдруг ударилась в мистику. Говорит, будто ей свыше предначертано спасти отца и мать. Что еще в детстве она жила духовными интересами… Высокие материи, ничего не скажешь!

Сэцуко. Х-хм. Легче всего свалить вину на другого.

Кавасаки. На другого?

Сэцуко. Разумеется. Ты всегда так делаешь… Эгоист!

Кавасаки. Я эгоист?

Сэцуко. Да, ты. Ни с кем не хочешь считаться. В том числе и со мной. Сколько я страдала из-за тебя!