Крах Белой мечты в Синьцзяне: воспоминания сотника В. Н. Ефремова и книга В. А. Гольцева «Кульджинский эндшпиль полковника Сидорова»

Есаул Фарафонов, указав на абсурдность этого заявления и обратив внимание казаков на то, что как он сам, так и офицеры вышли без оружия, объяснил, что желает, чтобы винтовки были составлены в козлы, и скомандовал:

„Передняя шеренга – кругом!"

Шеренга повернулась.

„Составь!" – Винтовок не составили.

Есаул, Фарафонов и командиры сотен начали уговаривать казаков облагоразумиться.

Казаки упорствовали на аресте сотника Ефремова, и даже раздавались, – правда, отдельные – голоса, дерзко заявлявшие, что пойдут арестовывать сами.

Уговоры тянулись более 5 часов. Казаки упорствовали, не расходились, возбуждение то падало, то возрастало.

Дабы кончить тягостную и недостойную сцену, есаулу Фарафонову пришлось согласиться на арест и отправление сотника Ефремова под казачьим конвоем в штаб дивизии.

Здесь сотник Ефремов был немедленно освобожден и на следующий же день уволен в продолжительный отпуск.

Командующий полком полковник Мишарев спешно вызвал в полк судебного следователя Особой Армии.

Последний прибыл и произвел дознание, причем большая часть казаков от дачи показания уклонилась. Казаки прибытием следователя были сильно смущены. Струсил и Коновалов, в своих показаниях валивший свою вину на других казаков и старавшийся запутать всю сотню.

Следователь же в частном разговоре с командиром полка сообщил, что буквально завален аналогичными делами, но более серьезного характера, чем данное, по его определению, „сравнительно пустяковое" и „благополучно кончившееся".

В действиях урядника Коновалова и приказных той же 3-й сотни – братьев Логвиновых, казаков 1-й сотни Серапионова и Свинарева, он нашел состав преступления, бунта и подстрекательства к бунту, в условиях нахождения сотни в боевой обстановке, что оправдывало угрозу револьвером сотника Ефремова.

Наряду с этим сообщил, что бесполезно арестовывать подследственных, так как все арестованные им немедленно же по прибытии в Луцк освобождаются Армейским Комитетом, разгуливают свободно по городу и открыто грозятся его, следователя, убить.

В результате преступление казаков осталось безнаказанным. Казаки 1-й и 3-й сотен, хотя и присмирели, но атмосфера в полку несколько напряглась, и между офицером и казаком был заложен прочный камень взаимного недоверия. Камень этот, внеся элемент личной обиды, усложнил взаимное понимание казаков и офицеров и затруднил работу последних».

Илья Николаевич Оприц характеризует Ефремова, как очень горячего и по молодости лет иногда несдержанного и часто неровного с казаками офицера и, будучи по службе строгим и требовательным, не пользовавшегося в их среде популярностью, чем во многом и объясняется произошедший с ним случай.