Большевики ошибаются, полагая, что смогут обеспечить мир без аннексий и контрибуций. Ни один германский государственный деятель еще не сказал, что император Вильгельм разделяет идеалы русской революции. Мир, к которому он стремится, есть германский империалистический мир. Мы питаем дружеские чувства и желаем помогать России и в этот час кризиса. Но можно ли сказать о таких же чувствах со стороны нового правительства страны? Нет! Ленин говорит о нас как о жадных эксплуататорах и грабителях. Положение англичан в России в настоящее время незавидное. Они подвергаются нападкам и подозрениям. Я хочу, чтобы русский народ знал: Англия не имеет ни малейшего желания вмешиваться во внутренние дела России.
Бьюкенен говорил довольно долго, касаясь различных сторон «русского вопроса». Большинство дипломатов были вполне солидарны с ним и могли допустить саму мысль о перемирии только с согласия законно избранного правительства демократической России. Для этого необходимо было ждать результатов работы Учредительного собрания, а до этого никаких сепаратных переговоров с противником.
– Сегодня я говорю свою прощальную речь, – в заключении сказал посол Великобритании, – дела вынуждают меня уехать из России. Мы уже знаем, кто будет новым старшиной дипломатического корпуса, – он посмотрел на американцев, – и, завершая, я бы хотел отметить:
Есть Антанта – «Сердечное согласие» наших стран, сплотившихся для борьбы с Германской экспансией. Но, кроме того, есть еще и наше дипломатическое «Согласие» – единая консолидированная позиция по всем важнейшим вопросам. Я верю, что единство сохранится и дальше, способствуя выработке общей стратегии здесь, в России.
Речь британского посла завершилась аплодисментами. После официальной части собравшиеся перешли к празднованию Рождества.
Спустя много лет в своих воспоминаниях дочь посла Бьюкенена Мириэль напишет об этом памятном событии: «К нашему счастью, в тот вечер не выключали электричество, и хрустальные люстры сверкали огнем как и в прежнее время. В тот вечер мы постарались забыть о безлюдных улицах и постоянной опасности, играли на рояле, пели песни, пили шампанское и смеялись, пытаясь заглушить тоску в наших сердцах».
В завершении кто-то из русских сел за рояль и заиграл национальный гимн «Боже, Царя храни!» В переполненной комнате наступила полная тишина. Кто-то думал о несвоевременности этого исполнения, кто-то искренне радовался. На глаза Бенкендорфа навернулись слезы. Всем без исключения в эти минуты вспомнился беззаботный дореволюционный Петербург. Мириэль Бьюкенен заплакала…
Через две недели после этого вечера сэр Джордж Бьюкенен с семьей смог наконец-то покинуть Петроград и через Скандинавию отправиться домой. Поговаривали, что его просто обменяли на Чичерина и Петрова, отпущенных из английской тюрьмы в первые дни января 1918 года.
Посол полагал, что сделает доклад в правительстве по ситуации в России, возможно, получит награду и повышение по службе. Ничего этого не случилось. На него обрушился шквал критики со стороны либеральной прессы. О возвращении на службу не могло быть и речи, и Бьюкенен подал в отставку. На освободившееся место претендовали молодые и амбициозные авантюристы. Пришло их время.
Глава 6
В казармах полка Смыслова ждали новости.
– Гражданин подпоручик, вас необходимо доставить согласно приказу, – заявил дежурный.
– На каком основании?
– Решение Петросовета. Ожидайте, за вами подъедут.
Дежурный куда-то позвонил, и через некоторое время в расположение полка прибыл патруль с красными повязками на рукавах. Смыслов уже видел такие на вооруженных людях после убийства ротного.
Его вывели на улицу и приказали садиться в автомобиль.
– Какая честь, – вслух изумился Смыслов, – никогда не ездил в генеральской машине.
Реплика осталась без ответа. Сопровождающие с винтовками ловко устроились на крыльях авто и машина двинулась по улице. У Смольного института авто остановилось.
– Следуйте за нами, гражданин Смыслов.
Подпоручик, несколько раз мысленно похвалив себя за предусмотрительность с погонами, вошел в здание. Когда-то это был цветник девичьей красоты и непорочности, теперь здесь находился главный штаб большевиков, отсюда они пытались навести в городе на Неве революционный порядок.
– Гражданин Смыслов? – спросил подпоручика товарищ в кожаном пальто, открыв двери кабинета, – давно вас ждем.
– В чем собственно дело, – поинтересовался Иван Петрович, – почему я задержан?
– Не задержан, а доставлен для выяснения ряда вопросов.
– Слушаю вас.
– Нам известно, что вы фронтовик, что третьего дня погиб от рук анархистов ваш ротный начальник. Погоны вы уже сняли, это похвально. Революции не нужны буржуазные символы.
– Я снял погоны временно из соображений безопасности.
– Тоже правильно, на улицах неспокойно, офицерам следует остерегаться. Солдаты зачастую вершат самосуд, не разобравшись, что к чему.
Смыслов поморщился:
– Я не могу повлиять на то, что себе позволяет распоясавшаяся толпа.
– Можете, гражданин Смыслов.
Подпоручик недоуменно посмотрел на собеседника.