Политика правительства Елизаветы Петровны по отношению к местным владетелям и старшинам ободряюще действовала на население края, содействовала дальнейшему расширению и укреплению российского влияния. По признанию иранского историка Экбаля, покровительство России Дагестану «поощряло лезгин (дагестанцев. –
Не случайно летом 1742 г. даже наиболее послушный шаху шамхал Хасбулат стал отходить от него и обратился в Кизляр с просьбой «принять под протекцию Российскую».[720]
По другим сведениям, воспользовавшись экспедицией шаха в Засулакскую область, Хасбулат бежал от него и в письме к кабардинскому князю Газибеку Черкасскому так мотивировал свой поступок: следует шаха «впредь не бояться, понеже он последователям своим уже не доверяет и разъезжает с некоторыми только наивернейшими людьми. Дагестанское войско все шаховы пути заперло… отважнейшия из дагестанцов отбили шаховой армии столько лошадей и мулов продают их между себя по два и по три левка… Слышно, что шах в великом беспокойстве, и ежели найдет проезд, то назад (в Иран. –В первой половине 1742 г. с просьбой о покровительстве и помощи в Кизляр обратились 14 наиболее известных и влиятельных владетелей и старшин Дагестана, в том числе уцмий Ахмед-хан, аварский нуцал Магомед-хан и отдельные горские старшины, заверяя в том, что «ежели он (шах. –
Приведенные сведения достаточно подтверждают, что к середине 1742 г. во внешнеполитической ориентации владетелей и старшин Дагестана произошел качественный сдвиг в сторону России. Однако на пути их дальнейшего сближения нужно было преодолеть не только противодействие шахского двора и Порты, но и западных держав – Англии, Франции и Швеции, поощрявших захватнические устремления иранских и османских правящих кругов в отношении Дагестана и российских земель от Сулака до Астрахани. Свидетельство тому – письмо французского резидента в Петербурге де ля Шетарди своему коллеге в Стамбуле графу Кастеллану от 2 сентября 1741 г. с акцентом на то, что внутреннее состояние Российской империи открывает «свободный путь для татарских вторжений», а «общие религиозные интересы могли бы объединить турок и персов так, что, исходя из этого принципа, они обратили бы свои взоры на возвращение под власть последних, магометанского государства… Астрахань, которую я под этим разумею, могла бы привлечь к себе внимание и честолюбие шаха Надира.»[724]
Уместно отметить, что план совместного выступления Ирана и Турции против России был выдвинут накануне нашествия Надира на Аварию, что должно было послужить (в случае его реализации) осуществлению гегемонистских замыслов шаха на Кавказе.Вскоре Англия от дипломатической поддержки шаха перешла к оказанию военной помощи Ирану. Для этой цели был использован английский агент Российской торговой компании капитан Джон Эльтон, установивший личный контакт с шахом в июле 1743 г.[725]
По рекомендации из Лондона он поступил к нему на службу с годовым жалованьем 6000 рублей и за оказанные услуги удостоился впоследствии звания адмирала иранского флота.[726] В то время как российское правительство отказало Надиру в просьбе предоставить ему 10 транспортных судов, часть которых предполагалось использовать в операциях против дагестанских повстанцев, Эльтон взялся за строительство 30 военных кораблей, обучение иранского персонала военному делу, за подвоз боеприпасов и провианта, суточная норма которого на 50 000 человек составляла 250 тонн. Вместес английским купцом Гремом он перевез на своих судах 980 пудов олова для шахской артиллерии, а с капитаном Вудфордом выбрал место для высадки иранского десанта, так как сообщение по суше было блокировано дагестанскими повстанцами.[727]
Кроме того, по словам Локкарта, «Надир использовал британские корабли для перевозки риса из Персии в Дагестан. Так он прорвал блокаду для перевозки риса своим войскам».[728]Военно-политическая поддержка, оказанная Англией Надир-шаху, стала одной из причин, способствовавших сохранению иранского владычества в Дагестане.