Доктор Эбнер Гейнс сидел на высоком табурете перед стойкой, загроможденной микроскопами, пробирками, пипетками, горелками Бансена и великим множеством других приспособлений и инструментов, названия которых я бы не вспомнил даже под угрозой пытки. Как единственный владелец и главный аналитик «Судебной медицины Плюс», частной лаборатории, с которой я уже не раз сотрудничал, Эб был ученым, привыкшим к необычайной тщательности и дотошности в работе. И вообще Эб отличался безукоризненным профессионализмом, несмотря на вечно взлохмаченные волосы, пожелтевшие от табака пальцы, вечно измятые брюки, нечищеные туфли и якобы белый лабораторный халат, отмеченный следами Бог весть скольких опытов, проведенных у этой же стойки.
Эб ждал меня, и потому приветствовал своим обычным невнятным ворчанием. У него был вид очень занятого профессора, которого донимают назойливо любопытные студенты. Собственно, Эб и вправду был очень занятым профессором и преподавал в Южнофлоридском университете.
Я обернул руку носовым платком и показал Эбу глянцевую черно-белую фотографию пальчиков дамы, носящей викторианское кольцо, пляшущих на фоне белых шелковых трусиков — копию обложки «Шаловливых ручек». Я показал ему черный виниловый футляр с цветной фотографией на обложке, а потом открыл футляр, чтобы показать саму кассету.
— Здесь, на черно-белой фотографии, должны быть отпечатки пальцев, — сказал я. — Меня интересует, нет ли идентичных отпечатков на футляре или на самой кассете.
— Когда нужно? — спросил Эб.
— Еще со вчера.
— Завтра, — со свойственной ему лаконичностью отозвался Эб.
Этим вечером я снова вернулся к яхте.
Желтую ленту уже сняли, и ничего не мешало мне взойти по сходням и подняться на борт яхты, но я просто стоял у причала и смотрел на судно.
Если я хоть что-нибудь понимал в яхтах, каждая ее линия говорила: «Я должна снова вернуться в море, туда, где только волны и небо». После комы я начал забывать об этом. Я вообще много о чем забыл после комы. Я был одет в цвета ночи. Черные джинсы, черные туфли, черная футболка и черная же ветровка. С моря дул легкий бриз и ерошил мне волосы. Вдыхая соленый воздух моря, я подумал, что понимаю, что чувствовал Джон Мейсфилд, когда писал свои стихи. Силуэт яхты отчетливо выделялся на фоне вечернего неба. На борту этой яхты был убит человек. И моя клиентка была с ним в тот вечер.
Мне бы очень хотелось, чтобы Лэйни не снималась в этом проклятом порнофильме.
Но она в нем уже снялась.
Мне бы хотелось, чтобы Бретт Толанд не пытался использовать эту кассету для грязной попытки шантажа.
Но, если верить моей клиентке, он это сделал.
Две пули в голову.
Но Лэйни продолжала настаивать, что это не она убила Бретта.
Я продолжал смотреть на яхту. Наверное, мне хотелось, чтобы она раскрыла свои тайны. Когда я прислушался к хлопанью фалов об металлические мачты, у меня в памяти всплыли строчки: «И все, чего прошу я — корабль, и звезды, и штурвал». Прогресс, однако.
— Вам чем-нибудь помочь, сэр?
Неожиданно прозвучавшие слова напугали меня. Я резко обернулся на голос, стиснув кулаки. Если бы у меня на загривке росла шерсть, в тот момент она непременно бы вздыбилась. Я решил, что меня настигли мои ковбои, этот двойной ужас, смерть в ночи и толчок страха в сердце, мой ночной кошмар. Но вместо этого я увидел невысокого толстенького человека, одетого в серые полиэстровые штаны и синюю футболку с белой надписью «Яхт-клуб на Силвер-Крик». В левой руке человек держал фонарь, и под ногами у него плясало пятно света. В лунном свете мне были видны черты круглого лица, светлые усы и синяя бейсболка с длинным козырьком.
На лице не было написано ни угрозы, ни вызова.
— Я — адвокат, представляющий сторону защиты в деле Толандов, — сказал я. — Мне бы хотелось еще раз осмотреть яхту.
— Да, у нас тут было полно желающих поглазеть, — отозвался мужчина.
— Мэттью Хоуп, — представился я и протянул руку.
— Генри Карп, — сказал он.
Мы пожали друг другу руки.
Луна скрылась за облаком, и на пристани сразу стало темнее. Потом облако уплыло. Мы стояли и смотрели на воду. Флоридская ночь. На воде пляшут серебряные блики. Вокруг поскрипывают яхты. В высокой траве стрекочут цикады. Сентябрь.
— Вас почти не видно, — сказал Карп. — В черном-то.
— Извините, — сказал я.
— Тихая ночка, правда?
— Да, очень.
— Сейчас почти все время так. А я и не против. Когда тихо, все слышно. Мне нравятся ночные звуки.
— И мне тоже.
— Как по-вашему, это она его убила?
— Нет, — ответил я.
— Вот и мне так кажется, — сказал Карп. — Ну что, нашли они Тень?
— Простите?
— Ну, того человека, о котором я им говорил.
— Какого человека?
— Ну, того, который поднимался на яхту. Я же им все рассказал.
— Кому им?
— Детективам из прокуратуры.