Крах игрушечного королевства

Олстон рассматривал слепок, а Гутри грелся в лучах его одобрения и чувствовал себя, как школьник, показывающий учителю собственноручно сделанную глиняную пепельницу. Если бы Гутри считал приличным хвалить себя вслух, он и сам бы сказал, что слепок выполнен отлично. Иногда они получались совсем фигово. Но на этот раз Гутри сперва обрызгал найденные на песчаной обочине отпечатки шин шеллаком, а потом воспользовался гипсом наивысшего качества, выписанного аж из Парижа.

Гутри растворил его в воде, не размешивая, чтобы частицы гипса осели на дно миски, и только потом добавил еще, пока вся вода не впиталась.

Потом он вылил эту смесь в след, распределив слоем примерно в треть дюйма толщиной, потом укрепил гипс щепками, обрезками бечевки и даже парой зубочисток — на счастье, — осторожно разложив всю эту вспомогательную фигню так, чтобы она не касалась самого следа. Потом он вылил еще один слой гипса, позволил этой каше затвердеть — знаете, что бывает, если возьмешься за него, пока он еще не застыл? — и вуаля! На столе у Олстона лежит просто превосходный образец.

— И что вы предлагаете мне сделать с этим произведением искусства? — поинтересовался Олстон.

Гутри знал, что детектив шутит.

Или, по крайней мере, очень на это надеялся.

— Ник, — начал он, — я бы хотел, чтобы вы проверили эти отпечатки по вашей картотеке, и, по возможности, по фэбээровской. Еще у меня тут фотографии, — Гутри выложил на стол пухлый конверт. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы оказали мне эту услугу.

— Как там поживает Грэйси? — невпопад спросил Олстон.

Грэйси звали проститутку, которую Гутри как-то из любезности прислал Олстону, когда тот еще изрядно закладывал.

— Неплохо. Кстати, на днях спрашивала о вас.

Несколько мгновений Олстон молчал, потом сказал, все так же не отрывая взгляда от слепка:

— Мне бы хотелось встретиться с ней на трезвую голову.

— Заметано, — быстро сказал Гутри. — Я пришлю ее сегодня вечером.

— Нет, просто скажите, что я хотел ее видеть.

— Конечно-конечно, — согласился Гутри и подождал, что будет дальше.

— А к чему относятся эти материалы? — словно разговаривая сам с собой, пробормотал Олстон, доставая фотографии из конверта.

— Дело об убийстве, — сообщил Гутри. — Я работаю на адвоката, который защищает обвиняемого.

— И кто этот адвокат?

— Мэттью Хоуп.

— Во! А что случилось с Уорреном Чамберсом? — удивленно спросил Олстон.

Врачи обращались со мной, как с инвалидом. Собственно, я им и был.

Когда я начал разговаривать, они принялись ежедневно проверять мое неврологическое и функциональное состояние. Тест на тесте сидит и тестом погоняет. У меня от всех этих тестов чуть язык узлом не завязался. Давайте рассмотрим, например, шкалу посттравматической амнезии, и векслерову шкалу интеллекта для взрослых, и бендер-гештальт тест, и миннесотский многофазовый индекс личности, и все это для того, чтобы оценить последствия травмы и нанесенный ею вред.

Мне начисто выбрили голову, а потом надели на нее эластичную ленту с электродами. Десять-двадцать крохотных электродов, закрепленных в нужных местах. От этого начинаешь себя чувствовать каким-то чудовищем Франкенштейна, которое сидит и ждет молнии, способной его оживить. В случае метаболического инсульта…

Спинальдо постоянно употреблял термин «метаболический инсульт».

Из-за этого мне жутко хотелось вызвать его на дуэль.

Так вот, в случае метаболического инсульта, как это было со мной, электроэнцефалограмма обычно показывает замедленные рассеянные волны.

Когда эти замедленные волны приближаются к образцам, соответствующим излучениям здорового мозга, это свидетельствует о выздоровлении.

Каждый день Спинальдо радостно сообщал мне, что я нахожусь на пути к выздоровлению.

А я все думал, когда же я до него дойду.

Эллинг «Игрушечки» все еще был обтянут ядовито-желтой лентой, которой полицейские обозначают место происшествия, но я заранее позвонил в прокуратуру, и Пит Фолгер сказал, что судебная бригада уже собрала все необходимые вещественные доказательства, так что я могу посетить яхту в любое время, когда мне только заблагорассудится. Потому я был неприятно удивлен, когда в среду утром вместе с Эндрю прибыл в яхт-клуб и увидел у сходен «Игрушечки» офицера полиции.

Я представился и предъявил свои документы.

Полицейский тоже представился, и сообщил, что заместитель прокурора Питер Фолгер позвонил в полицейское управление и попросил выделить кого-нибудь из офицеров, чтобы тот «любезно сопровождал адвоката Хоупа». Это было, так сказать, условное обозначение. В переводе на нормальную речь эти слова означали: «Постой у него над душой и удостоверься, что он не сделает ничего такого, что могло бы сорвать наше обвинение против Лэйни Камминс».

Я сказал офицеру — если верить черной пластиковой карточке, приколотой к нагрудному карману его рубашки, полицейского звали Винсент Герджин, — что мы с моим компаньоном просто хотим сфотографировать место преступления, чтобы составить более полное представление. Еще я добавил, что мы можем прийти попозже, если служащие прокуратуры еще не закончили осмотр яхты.

— Никаких проблем, — сказал Герджин.