Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне

Надо отметить, что великий князь Николай Николаевич, помимо своей любви к Франции, зачастую превышавшей любовь к России, являлся еще и членом мартинистской масонской ложи. Так что часть его действий может быть объяснена лишь давлением со стороны оставшихся неизвестными «братьев». Прежде всего великий князь Николай Николаевич заверил союзников, что Россия выполнит свои обещания и русские войска перейдут в наступление еще до полного окончания сосредоточения, чтобы оказать поддержку Франции, на которую обрушился главный удар германского молота. Генерал М.Д. Бонч-Бруевич вспоминал: «Верховный Главнокомандующий был всей душой предан порученному ему делу; ненавидел германцев со всем пылом своей неуравновешенной натуры и готов был на всякое решение, хотя бы только теоретически грозное для германцев, каковым и было предположение о вторжении в глубь Германии, не взвешенное с точки зрения несомненного противодействия ему со стороны германцев»[367].

Как известно, громадность русских расстояний и относительная слабость железнодорожной инфраструктуры предполагали запаздывание российских мобилизационных мероприятий по сравнению с прочими европейскими державами. На этом строились расчеты германского планирования Большой Европейской войны. «План Шлиффена» был выстроен на той временной разнице в сосредоточении и развертывании русской Действующей армии, что позволила бы немцам вывести Францию из войны прежде, чем «русский паровой каток» сможет хлынуть в Германию. Оттого, невзирая на планировавшийся русским Генеральным штабом главный удар по Австро-Венгрии, параллельно две армии Северо-Западного фронта должны были ударить в германскую Восточную Пруссию, чтобы оттянуть на себя часть немецких войск из Франции.

Отсюда и спешка с наступлением, так как за те полторы недели, что в России еще только начинались перевозки войск, немцы уже шли по Люксембургу, Бельгии и готовились к вторжению на французскую территорию. Исполняя предвоенные обещания и будучи, кроме того, обязанным Франции в силу личных симпатий и убеждений, Верховный Главнокомандующий повелел русским армиям перейти в наступление до окончания сосредоточения и подтягивания тыловых служб и резервов. Еще в Санкт-Петербурге, перед отъездом в Барановичи, как сообщают французы, «13-го [1-го по старому стилю] августа, вопреки всем нашим ожиданиям, великий князь Николай Николаевич сообщает господину Палеологу, что «Виленская и Наревская армии перейдут в наступление на рассвете следующего дня»… С первых дней русско-французского союза французский Генеральный штаб приложил все усилия, чтобы убедить русских в необходимости быстрого вмешательства, прежде чем немцы сумели бы раздавить нас всеми своими силами. Никогда, в течение всего этого долгого периода, мы не встречали столько доброй воли и такого понимания обстановки, как накануне войны. В августе 1913 года генерал Жоффр… провел месяц в России с царем и великим князем. Он сумел их убедить. Они дали даже больше, чем обещали… Николай Николаевич имеет право на благодарность Франции»[368].

Действительно, великий князь оправдал ожидания своих французских протеже. И надо сказать, что немедленный переход в наступление армий Северо-Западного фронта как нельзя более соответствовал интересам и Российской империи. Ведь в случае разгрома Франции неизбежное поражение ожидало и Россию, после чего установление германской гегемонии в Европе стало бы делом несомненным и неоспариваемым, так как Великобритания одним махом лишалась бы своих континентальных союзников. Граф А. фон Шлиффен прекрасно сознавал это и потому выстраивал свой план войны с ювелирной точностью на лезвии бритвы.

Другое дело, что в ходе кампании 1914 года русская стратегия принципиально зависела от действий во Франции. Русская Ставка трижды пыталась организовать широкомасштабное вторжение в Германию, невзирая на то что после Битвы на Марне русские обязательства были выполнены и было бы вернее перейти к наступлению в Венгрию. Как свидетельствует ближайший сотрудник великого князя ген. Ю.Н. Данилов, «военные интересы Франции и вообще союзников России он трактовал столь же горячо, как и интересы вверенной ему Русской армии»[369]. И, добавим мы от себя, даже более русских интересов. По крайней мере, об этом говорят все те действия, что предпринимал великий князь Николай Николаевич на посту Верховного Главнокомандующего.