Крах нацистской империи

Кружок Крейсау, например, неизменно выступал против любых актов насилия. Это была своеобразная, разнородная по составу группа молодых идеалистов-интеллигентов, объединившихся вокруг отпрысков двух наиболее именитых немецких аристократических семей — графа Хельмута Джеймса фон Мольтке, правнучатого племянника того самого фельдмаршала, который привел прусскую армию к победе над Францией в 1870 году, и графа Петера Йорка фон Вартенбурга, прямого потомка знаменитого генерала наполеоновской эпохи, совместно с Клаузевицем подписавшего Тауроггенскую конвенцию с царем Александром I, по которой прусская армия переходила на сторону коалиции и способствовала падению Бонапарта.

Взяв себе название от названия имения Мольтке в Крейсау, расположенного в Силезии, кружок Крейсау стал не конспиративной ячейкой, а дискуссионным клубом[238], члены которого представляли как бы немецкое общество в разрезе, каким оно сложилось в донацистские времена и каким, по их мнению, оно должно было стать после исчезновения нацистского кошмара. В его состав входили два иезуитских священника, два лютеранских пастора, консерваторы и либералы, социалисты, богатые землевладельцы, бывшие профсоюзные лидеры, профессора и дипломаты. Несмотря на различия в происхождении и убеждениях, они смогли выработать общую широкую платформу, которая позволяла им исповедовать интеллектуальные, духовные, этические, философские и в известной мере политические идеи сопротивления Гитлеру. Судя по сохранившимся после них документам (почти все эти люди были повешены еще до окончания войны), намечая планы создания будущего правительства, экономические, социальные и духовные основы нового общества, они преследовали цель установить что-то наподобие христианского социализма, при котором все люди станут братьями, а ужасные пороки времени — извращения человеческого духа — будут исцелены. Идеалы их были благородны, возвышенны и несли на себе налет традиционного немецкого мистицизма.

Но эти возвышенные молодые люди были невероятно пассивны. Они ненавидели Гитлера за тот полный упадок, к которому он привел Германию и Европу, но не стремились свергнуть его. Они считали, что предстоящее поражение Германии решит и этот вопрос, и сосредоточили свое внимание на том, что должно затем последовать. «Для нас… — писал Мольтке, — понятие „Европа после войны“ сводится к тому, как восстановить представление о человеке в душе наших сограждан».

Дороти Томпсон, известная американская журналистка, которая в течение многих лет работала в Германии и хорошо знала ее, обратилась к Мольтке, своему старому и близкому другу, с призывом спуститься на землю с заоблачных высот. Летом 1942 года в серии коротковолновых радиопередач из Нью-Йорка, адресованных Гансу, она умоляла его и его друзей предпринять что-нибудь, чтобы избавиться от своего дьявольского диктатора. «Мы живем не среди святых, а среди обычных людей», — пыталась напомнить ему она.

«Последний раз, когда мы встречались с тобой, Ганс, мы пили чай на той чудесной террасе, что выходит на озеро… Я сказала, что наступит день, когда ты должен будешь показать своими действиями, решительными действиями, чего ты добиваешься. И я помню, как спросила тебя, найдется ли у тебя и твоих друзей достаточно мужества, чтобы действовать…»

Это был острый вопрос, а ответ, судя по всему, оказался таким: Мольтке и его друзья нашли в себе мужество открыто говорить, за что и были казнены, но не действовать. Это ошибка (скорее ошибка ума, а не сердца, ибо все они мужественно приняли ужасную смерть), была главной причиной расхождения между кружком Крейсау и группой заговорщиков Бека—Гёрделера-Хасселя, хотя и они спорили о типе и составе правительства, которое должно было прийти на смену нацистскому режиму. После представительного совещания, состоявшегося 22 января 1943 года в доме Петера Йорка под председательством генерала Бека, который, как отметил в своем дневнике Хассель, «был довольно неуверен и сдержан», произошло несколько встреч между членами группы. Уже в ходе совещания разгорелся жаркий спор между «молодыми и стариками», по терминологии Хасселя, относительно будущей экономической и социальной политики, причем Мольтке схватился с Гёрделером. Хассель считал, что бывший мэр Лейпцига занимал крайне реакционную позицию, и обратил внимание на англосаксонские и пацифистские настроения Мольтке.

Гестапо также обратило внимание на это совещание и на состоявшемся впоследствии суде над его участниками представило удивительно подробный отчет об этих дискуссиях.