Начнем с того, что, когда в наше время употребляется термин «цивилизация» или «цивилизованный человек», всегда имеются в виду строго определенные черты индивидуума, присущие ему в рамках этого понятия: образованность, воспитанность, объективность, логичность в мышлении и поступках, честность, отсутствие агрессивности, сострадание и прочие сопутствующие высококультурному члену современного общества признаки. Говоря иначе, цивилизованный человек есть не что иное, как индивидуальная гражданственность в самом широком смысле этого слова.
Находясь в плену буржуазных представлений, в рамках которого даже эксплуатация человека человеком считалась нормальным явлением, Льюис Морган в ту пору не мог трактовать предложенную им высшую ступень развития общества — цивилизацию — с позиций именно всеобщей гражданственности.
Только с появлением марксистско-ленинского учения о классовой борьбе в период новейшей истории начала приоткрываться завеса, за которой, как утверждает эта самая прогрессивная философия, после гибели буржуазного общества последует общество, свободное от пороков частнособственнического мышления, агрессивности и существующего в тесной связи с религией и другими институтами подавления личности, прямого и скрытого насилия.
В силу изложенных здесь понятий полностью отпадает определение применяемого теперь термина цивилизации как синонима культуры. Это понятие следует рассматривать лишь в глобальном аспекте — как синоним культур в пределах всего человеческого общества будущего.
С момента разработки Л. Морганом существующей периодизации в истории развития общества произошли необратимые изменения, которые продолжают свое поступательное движение и по сей день. Напомним, что началом эпохи цивилизации ученый считал изобретение письменности. Это значило, что, по его представлениям, в пределах эпохи цивилизации находилась, к примеру, Гражданская война 1861–1865 годов в США. Так же, следуя логике этой моргановской концепции, вполне цивилизованными следует считать и обе мировые войны, а также происходившие до и после них революции за национальное и социальное освобождение народов, другие исторические события этого плана.
Далее. Разве можно отнести к истинно цивилизованным, хоть и в период новейшей истории существующие две противоборствующие, противостоящие друг другу социально-экономические системы: капиталистическую и социалистическую — раз каждая из них имеет многомиллионную армию, военную промышленность (а это, как и содержание громадных воинских контингентов, — стопроцентные непроизводительные расходы) и строит свои взаимоотношения, взирая на другую через прорезь прицела, бесконечно накапливая колоссальные запасы ядерного оружия, угрожающего самому существованию человечества на Земле?
Разве мог бы воистину цивилизованный мир так спокойно смотреть на то, как из личных амбиций и еще неизвестно из-за чего Иран и Ирак вели между собой многолетнюю совершенно бессмысленную войну, угробив за ее восьмилетний срок свыше миллиона человеческих жизней?
Разве в условиях подлинно цивилизованного общества терпим апартеид в Южной Африке, где со скотом обращаются лучше, чем с коренным населением, или воинствующий сионизм, солдатня которого камнями отбивает от костей мясо у палестинцев лишь за то, что они на своей земле хотят иметь свое независимое и мирное государство?..
Конечно, на такого рода наши соображения со стороны современных философов и историков могут быть возражения. Но как бы там ни было, если в суждениях о современном мире исходить из позиций истинного научного знания, высоких идеалов гуманности и доброты, невозможно не признать, что он, этот мир, еще далек от совершенства, ибо много еще остается в нем несправедливости, насилия и жестокости.
Вот почему автор, попытавшись рассказать о некоторых драматических и поучительных эпизодах минувшей мировой войны, захотел поразмышлять под конец о понятиях и явлениях, теснейшим образом связанных с нашей современностью, со злобой дня.
Кто-то, разумеется, найдет, что автор в чем-то неубедителен, а может быть, что-то спорно, однако — да будет так!
1985–1989