Выслушав их сбивчивые объяснения, Михалко в ярости прогнал обоих с глаз долой, наградив увесистыми подзатыльниками.
«Научи дурня Богу молиться, так он и лоб расшибет! – раздраженно думал Михалко. – Никому ничего нельзя поручить, все приходится делать самому!»
То, что Якушка Шачебальцев пожаловал-таки на двор к попадье Февронии, и не через ворота, а по тайному лазу, лишний раз уверило Михалку Вельяминова в том, что сказанное ему узницей Матреной о беспутном поведении его жены является правдой.
«Скорее всего, женушка моя и Якушка-подлец после сего случая поостерегутся встречаться в доме у Февронии, – мысленно рассуждал Михалко. – Голубки станут искать другое гнездышко для уединений. Надо будет поручить какой-нибудь из челядинок, чтобы глаз не спускала с госпожи своей! Но кому это поручить?..»
Фекла Глебовна, выйдя замуж за Михалку Вельяминова и поселившись в его доме, привела с собой кроме дочери от первого мужа еще и троих своих служанок. Михалко видел, что его жена полностью доверяет своим челядинкам, так что наушничать и доносить на свою хозяйку никто из служанок, вероятнее всего, не станет. Значит, Михалке нужно было думать, где взять такого соглядатая, который сможет повсюду следовать за его женой невидимой тенью.
– Звал, государь? – спросил Якушка Шачебальцев, вступив в покой со сводчатым потолком, с небольшими оконцами, утонувшими в толще каменной стены.
Иван Васильевич, сидящий за столом рядом со своим писарем Василием Долматовым, жестом руки поманил Якушку к себе.
Якушка приблизился к столу, заваленному бумагами, и отвесил великому князю поклон, сняв с головы парчовую шапку.
– Поедешь в Великие Луки завтра поутру, – обратился к Якушке Иван Васильевич, бегло просматривая длинный исписанный лист бумаги. – Будешь сопровождать моего гонца и боярина Василия Тучкова, который уполномочен от моего имени вести переговоры с моими мятежными братьями. От тебя потребуется следующее: тайно от моего брата Бориса встретиться с Андреем Большим и постараться склонить его на мою сторону. Скажешь Андрею Большому, что я готов уступить ему Можайск со всеми окрестными волостями. Ежели князю Андрею будет мало одного Можайска, тогда пусть он письменно изложит все свои требования. – Иван Васильевич поднял глаза на Якушку. – А ты без промедления должен будешь отправить эту грамоту в Москву. Для этой цели я тебе толкового гонца дам. С этим письмецом на руках мне будет легче вбить клин между моими непутевыми братьями, – с усмешкой добавил великий князь.
– Все исполню, государь. – Якушка вновь отвесил поклон, прижав ладонь к груди.
– Кто это тебя так приложил? – спросил Иван Васильевич, заметив синяк на скуле у Якушки. – Гляди, молодец, добегаешь за чужими юбками! Останешься когда-нибудь без головы.
– Государь, я и без головы служить тебе буду, – с озорной улыбкой промолвил Якушка.
– В Великих Луках на рожон не лезь! – Иван Васильевич погрозил Якушке пальцем. – И важную птицу из себя не разыгрывай! Все мои поручения обделывай тихо и гладко. С боярином Василием Тучковым не спорь, ибо он – глава посольства.
– Уразумел, государь, – сказал Якушка. – Буду тише воды, ниже травы.
Тимофей Оплетин, вернувшийся в Москву с ответным письмом мятежных братьев великого князя, даже не успел толком отдохнуть, как получил повеление опять собираться в путь. На этот раз Тимофею предстояло добираться до Великих Лук вместе с думным боярином Василием Борисовичем Тучковым и дьяком Якушкой Шачебальцевым.
Тимофей был наслышан о любовных похождениях Якушки, поэтому испытывал к нему скрытую неприязнь. Эта неприязнь обрела особую остроту в душе Тимофея после последних пасхальных торжеств. Тогда он стал невольным свидетелем тайного соития своей тридцатитрехлетней тетки Аграфены Стефановны с Якушкой Шачебальцевым.
Ермолай Савелич, дядя Тимофея, получил приглашение на пасхальное застолье в тереме думного боярина Андрея Михайловича Плещеева. Боярин Плещеев состоял в ближайшей свите великого князя, поэтому оказаться на пиру в его доме было огромной честью. Отправляясь в гости к боярину Плещееву, Ермолай Савелич взял с собой жену, старшую дочь и любимого племянника, который давно уже был ему, как родной сын. Тимофей частенько называл Ермолая Савелича не «дядюшка», а «тятя».
Присутствовал на том пиру среди прочих гостей и дьяк Якушка Шачебальцев. Являясь любимцем великого князя, Якушка был вхож в терема самых знатных бояр, хотя сам знатностью похвастаться не мог. Отец Якушки был из небогатых служилых дворян, которых немало было в окружении Ивана Васильевича, составившего из дворян костяк своего войска.