Однако воины Сурхай-хана и не думали сдаваться. Битва разгорелась с новой силой. Сурхай-хан с болью видел, как тают его ряды, как рушатся укрепления, как ядра подтянутых Надир-шахом пушек уже рвутся в Кумухе, разрушая дома и поднимая волны в тихом Кумухском озере.
Оставшиеся в Кумухе жители помогали воинам чем могли, а те – кто мог поднять оружие – заменяли павших отцов, братьев и сыновей.
Ночью, когда наступило короткое затишье, Сурхай позвал к себе сыновей:
– Дети мои, вы мужественно бились с врагами, а народ наш не уронил своей чести, – сказал он. – Но еще один день таких штурмов, и никто из нас не останется в живых, а Кумух будет превращен в развалины.
Сурхай помолчал, чтобы сдержать свои чувства перед тем, как сказать сыновьям то, что не примут их сердца, исполненные ненавистью к врагу.
– Прежде я думал, что сам смогу победить Надир-шаха, но теперь понимаю, что судьба наша и всего Дагестана решится не здесь. И мне пришлось принять трудное решение. Я останусь биться со старым врагом, а вы должны уйти в Андалал. Люди там готовятся к сражению. Возьмите лучших джигитов и будьте рядом с ними, будьте рядом со всем Дагестаном, который встает против презренного Надира. Поднимайте на битву всех: и кази-кумухцев, и наших соседей. И позовите на помощь Хунзахского хана, вашего дядю. Иначе нам Надир-шаха не одолеть и не отомстить за все бедствия, которые он принес на нашу землю.
– Оставить тебя и уйти? – не понимал Муртазали.
– Надир-шах согласится на мир, – пытался убедить сыновей Сурхай-хан. – Я не верю ни одному его слову, но, может быть, это поможет мне задержать его, пока народы гор собираются для великой битвы. Так и передайте Пир-Мухаммаду в Андалале и Хунзахскому хану.
– Лучше погибнуть, чем оставить отца, – опустил голову Мухаммад.
– А еще лучше – исполнить отцовскую волю, – твердо сказал Сурхай-хан. – Каджаров надо задержать любой ценой. Или погибнут все.
– Но как мы посмотрим в глаза матери? – воскликнул Муртазали.
– Она останется со мной, – сказал Сурхай. – Иначе Надир поймет, что его обманули. Вы должны отправиться сегодня же. И не терзайте отцовское сердце, оно и так вот-вот разорвется.
В ту же ночь сыновья Сурхай-хана прорвали окружение и ушли в Андалал со своими дружинами и чохцами, приходившими к ним на помощь. А наутро, с трудом переборов свою гордость, упрятав далеко в сердце ненависть к Надиру, Сурхай решился на тяжелый шаг.
Сопровождаемый почетными лицами, Сурхай-хан вышел из Кумуха и объявил, что принимает условия Надир-шаха.
Узнав об этом, Надир велел прекратить стрельбу и доставить Сурхай-хана с почетными лицами в свой шатер.
Дожидаясь шахской аудиенции, кумухцы с отвращением слушали глашатаев, которые сладкими голосами восхваляли своего повелителя:
– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! О боже, боже, боже! Без конца молимся тебе! Да будет власть твоего избранника Надир-шаха от края и до края! Ведь он и солнце, и ночь, и день, самое мудрое из божьих созданий, единственное и бесподобное порождение!
– Да будет друг его другом! И враг его да станет другом!
– Да здравствует вечно, о наш счастливый, милостивый, благодетельный и справедливый падишах!
Поднялся занавес, и кумухцев пригласили приблизиться к трону Надир-шаха. Сопровождавший их визирь подполз к трону и поцеловал ковер у его подножия. Но Сурхай-хан и его спутники примеру визиря не последовали. Надир простил им эту вольность, она уже ничего не значила по сравнению с той вольностью, которую Надир-шах отнял у старого недруга. Вместе с побежденным Сурхай-ханом шах надеялся получить не только его ханство, но и весь Дагестан.
Аксакалы произнесли подобающие положению речи, а Сурхай-хан молчал, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не броситься на заклятого врага.
– Мир изменчив, брат мой, – заговорил Надир-шах, явно наслаждаясь своим триумфом. – Вчера ты был тут владыкой, а теперь им буду я. Правда, если прибавить твое ханство к моей огромной империи, никто этого даже не заметит.
– Тогда зачем ты сюда пришел? – спросил Сурхай-хан.
– О Сурхай, тебе этого не понять, – продолжал Надир-шах. – Я потерял меньше воинов в Индии, чем в ваших диких горах. Сокровища Великих Моголов все еще везут в Персию, и нет им конца. А что я найду здесь? Не думаю, что твоей ханской казны хватит, чтобы кормить мое войско хотя бы неделю. Но перед тобой владыка мира, которого давно не интересует золото. Покорность храбрецов – вот редчайшая добыча, которая мне желанна! Покорив Дагестан, я сделаю то, что не удавалось еще никому.
– И тебе это не удастся, – подумал про себя Сурхай, но шаху сказал другое: – На все воля Аллаха, и будет так, как будет.
Но казалось, шах понял то, что Сурхай-хан не сказал вслух. И Надиру это не понравилось, как не нравился ему слишком независимый вид и гордый взгляд старого хана, имевшего давнюю славу великого воина.
Решив напомнить ему, кто есть кто, шах сказал:
– Будет так, как захочу я. Разве ты думал, что случится то, что случилось?