Крах тирана

Тот стоял в кругу друзей, а Чупалав и аксакалы одобрительно хлопали их по плечам и слушали их рассказы о сражении. Но тут Ширали отвел в сторону Чупалава и указал ему глазами на Фирузу. Чупалав понимающе улыбнулся, вернулся к Мусе-Гаджи и шепнул ему на ухо:

– Она пришла.

– Фируза? – будто очнулся Муса-Гаджи. – Где она?

Он начал оглядываться вокруг, пока не разглядел среди других девушек ту, к которой стремилось его сердце. Фируза набирала в кувшин воду из родника, а Муса-Гаджи смотрел на свою любимую. Почувствовав на себе его взгляд, Фируза оглянулась.

Вода уже лилась через край, но для Мусы-Гаджи и Фирузы мир будто остановился.

Фируза была у родника не одна, но женщины, поняв, в чем дело, не стали ее торопить. Только мать Мусы-Гаджи, заметив растерявшуюся девушку, отвела ее от родника.

– Давно пора, – смеялись женщины. – Кувшин и так полон.

– Дело не в том, что кувшин полон, – отвечала им мать Мусы-Гаджи. – А в том, что девушке давно замуж пора.

Фируза смутилась, подняла свой кувшин и хотела было уйти, но мать Мусы-Гаджи ее задержала:

– Куда это ты? А кто даст моему сыну напиться с дороги?

Муса-Гаджи и сам уже шел к Фирузе, но его окликали со всех сторон, опять поздравляли, снова что-то спрашивали, и он вынужден был останавливаться.

Фируза чувствовала себя неловко под взглядами женщин, которым хотелось увидеть, как влюбленные встретятся, и она уже хотела уйти, но мать Мусы-Гаджи цепко держала ее за руку. Наконец, Муса-Гаджи вырвался из ликующей толпы и подошел к Фирузе. Она протянула ему кувшин, и он начал пить из него, не отрывая глаз от любимой и проливая воду. Ему казалось, что Фируза стала еще красивее, чем прежде.

– Здравствуй, Фируза, – сказал Муса-Гаджи, оторвавшись от кувшина.

– С возвращением, Муса-Гаджи, – ответила Фируза, опуская сияющие от счастья глаза.

Фируза хотела сказать ему еще многое, но не смогла проронить больше ни слова. Муса-Гаджи тоже будто онемел. Но глаза их и так достаточно сказали друг другу, и Фируза медленно пошла домой.

Он проводил ее взглядом, а когда она скрылась за поворотом, Муса-Гаджи вдруг услышал голос матери:

– Сват уже готов.

– Сват? – оглянулся Муса-Гаджи.

– Ну да, как же без свата? – удивлялась мать, показывая на дожидавшегося в сторонке Чупалава.

– Зачем так торопиться? – растерялся Муса-Гаджи.

– Торопиться? – вскинула руки мать. – Она и так без тебя извелась, я боялась – умрет с тоски, пока ты вернешься.

– Неудобно так сразу.

– Увести невесту из-под носа проклятого шаха было удобно, а жениться неудобно? – запричитала мать. – Или будешь ждать, пока он снова за ней явится? А он и явится, чтоб у него, проклятого, нутро сгнило. Вон уже шатер свой поставил, чтоб он сгорел!

– Мать верно говорит, – вмешался Чупалав. – А то люди скажут: спасал-спасал, а жениться не хочет.

– Я хочу! – выпалил Муса-Гаджи. – Но разве теперь время для свадеб?

– Как бы не было поздно, – убеждал Ширали. – Женись, и дело с концом!

Их разговор прервало громкое ржание, и все увидели коня, которого пытался удержать за уздечку Дервиш-Али.

– Тулпар! – радостно воскликнул Муса-Гаджи, бросаясь к своему коню.

– Как взбесился! – сердито объяснял запыхавшийся Дервиш-Али. – Чуть стойло не разнес!

– Хозяина почуял, – улыбался Чупалав.

– Тулпар, друг мой, – ласкал успокоившегося коня Муса-Гаджи. – Соскучился…

– А с этим что делать? – спросил Дервиш-Али, указывая на арабского скакуна, на котором приехал Муса-Гаджи.

– Можешь взять себе, – махнул рукой Муса-Гаджи.

– Правильно, – добавил Чупалав. – Тебе причитается за добрую весть.

– Разве это конь? – скептически оглядел скакуна Дервиш-Али. – На таком только на свадьбы ездить. Да еще кормить надо. Нет, с меня и петуха достаточно.

– С тобой не поспоришь, – усмехнулся Чупалав.

– Лучше бы они взяли меня с собой в Аймаки, – заявил Дервиш-Али. – Тогда бы каджарский главарь живой не ушел.

– В следующий раз пошлем тебя главным, – пообещал Чупалав.

– Смотри, не забудь, – погрозил пальцем Дервиш-Али и принялся сравнивать красивого арабского коня с невысокими, но выносливыми горскими лошадьми, и сравнения эти были не в пользу трофейного скакуна.

Когда Чупалав, Муса-Гаджи и Ширали явились к Мухаммаду-Гази, тот не сразу понял, что за этим кроется.

Муса-Гаджи должен был навестить своего учителя, и в этом не было ничего особенного. Мухаммад-Гази рад был его видеть, особенно после всех его подвигов, и он радушно принял гостей. Однако по заговорщическому виду Чупалава и Ширали и по тому, как старалась Фируза, накрывая обед из лучшего, что было в доме, старый оружейник почувствовал, что все это неспроста.

Муса-Гаджи, как принято в горах, расспросил Мухаммада-Гази о здоровье и житье-бытье и смущенно замолчал. Мухаммаду-Гази и самому хотелось о многом расспросить Мусу-Гаджи, который спас его дочь и так много перенес ради нее, но сейчас это было не совсем удобно. А когда Муса-Гаджи попросил отпустить его, ссылаясь на то, что еще не был дома, где его ждет мать, отец Фирузы все отлично понял и не стал возражать.

Как только Муса-Гаджи удалился, Чупалав тут же взялся за дело: