Крах Украинской державы

Ввиду этого, я решил постараться очистить эту бригаду от элементов преступных. Так как Нагиев был хотя и хорошим военным, но человеком слабым в той новой сравнительно мирной обстановке, в которую ему с бригадой пришлось попасть, я назначил взамен его генерала Бочковского, прекрасного начальника дивизии. Я его знал еще во время войны, когда я временно командовал 8-м корпусом Деникина.

Бочковский стоял во главе, тоже временно, 14-ой дивизии, и мне он тогда очень понравился как решительный, твердый и знающий свое дело человек. Кроме этой бригады, было еще около 160000 всяких войск, сформированных при Центральной Раде. Все это были наемные солдаты, большинство из которых никак нельзя было разоружить; несмотря на наше желание, так как почти все они несли караульную службу при учреждениях и складах.

Еще Флейшман заявил мне, что Австрия организует части из украинцев-военнопленных. Он показывал мне мундирную их одежду и очень носился с этими формированиями. Я по опыту знал, что из военнопленных, пробывших в большинстве несколько лет в плену, особого толка не выйдет.

Немцы весною тоже привели дивизию «Сынежупанников». Все с этой дивизией носились, находили ее вышколенной, потом же пришлось ее спешно расформировать. Это были люди, которым совершенно не хотелось драться против большевиков. Я думаю, что то же самое произошло с дивизией, сформированной австрийцами [ «Сирожупанпиками»]. Кроме того, я совершенно не был убежден в том, что она воспитывалась в желательном мне духе.

В июле я видел один сводный полк. Люди были, как я и ожидал, негодны. Офицерский же состав мне понравился. Смотр был очень торжественный. Офицерство было потом приглашено ко мне на завтрак, я долго с ними говорил. К сожалению, я не видел остальных полков, между прочим, некоторые из них уже во время восстания тоже стали на сторону Директории, хотя об этом я еще не имею окончательных данных.

* * *

Вот и все военные силы, с которыми мне пришлось иметь дело после провозглашения Гетманства. Я уже неоднократно говорил, что немцы вначале вообще не хотели допускать украинской армии. Это всегда говорилось в очень любезной форме, но ясно было, что тут играют роль какие-то причины, которые мне не были известны. Конечно, тут была боязнь, как бы я, сформировав при их помощи армию, не пошел бы против их самих. Это было бы даже при желании мудрено, имея более 400 тысяч человек немцев и австрийцев на своей территории, но во всяком случае, я думаю, что немаловажную роль в этом отношении сыграл полковник Штольценберг, о котором я уже упоминал. Этот господин вел какую-то особую политику, не столько немецкую, сколько австрийскую, в то время очень ясно вырисовывавшуюся. В общем, это была политика крайнего украинства, галицийского направления. Немцы же в этом отношении смотрели на дело несравненно разумнее.

И вот я узнал, что в то время, когда я уже был гетманом, у Штольценберга были усиленные переговоры с Голубовичем и со всеми наиболее видными деятелями Центральной Рады. Хотя я знал Штольценберга, но совсем не понимал его действий – я решил взять быка за рога и поехал к нему. Как мне говорили потом немцы, это ему очень польстило.

В разговоре с ним я увидел, что он действительно стоит за то, чтобы все министры у меня были исключительно украинцы известного шовинистического толка. Он выражал полное сочувствие некоторым из деятелей, от которых мы только что освободились, и, когда я заговорил с ним об армии, он так настойчиво указывал мне, что армии мне не нужно, что я тогда же подумал: не он ли является виновником того, что мне не дают права на формирование желательных мне 8 корпусов.

Я тогда же решил, что нужно от него как-нибудь освободиться, и при первом же удобном случае намекнул об этом генералу Гренеру. Штольценберга тогда убрали, но он перед отъездом был у меня и сказал мне, что теперь он мою политику понимает и разделяет в главных вопросах мое мнение. Конечно, лучше поздно, чем никогда.

Я думаю, что тут не обходилось без давления того же хитрого Флейшмана, который несомненно имел большое влияние на Штольценберга.

Надо сказать, что с австрийцами, с легкой руки Флейшмана, с первого же дня начавшего какую-то сложнейшую интригу, у меня установились чрезвычайно вежливые отношения, при полном, сознаюсь, моем недоверии к ним, что вскоре и оправдалось.

Ко мне начали поступать донесения наших агентов, что в Александровске австрийским полком, состоящим из украинцев, командует эрцгерцог Вильгельм, который при помощи окружающих лиц, особенно какого-то полковника, ведет усиленную агитацию в свою пользу с целью быть гетманом. Из истории Украины мы знаем, что такой фарс – вещь обыкновенная, но время для этого я считал неподходящим и потому этому сообщению не поверил.

Но, однако, через несколько времени подобные сообщения участились. Это возбудило во мне уже интерес. Я послал проверить, и оказалось, что все это действительно было верно, причем туда стекались все недовольные новым режимом элементы.