Крах Украины

Если оранжевые в 2004 году возбудили уголовные дела против многих бывших министров и руководителей регионов, даже на некоторое время подвергли аресту Колесникова и Кушнарева, если они прислали к Ахметову бронетранспортер, то сами сели надолго, причем не только Луценко и Тимошенко. Учитывая скорость раскрутки маховика репрессий и усиление жажды возмездия правителям в народе, несложно догадаться, что регионалов могут начать уже и расстреливать (на Ливию «цивилизованная» Европа глаза закрыла и на Украину закроет). Впрочем, это не значит, что те, кто расстреляет действующую власть, через месяц-другой не будут расстреляны сами.

Но и взаимоотношения по линии власть-оппозиция меня в данном случае волнуют мало. Они сами загнали себя в ситуацию, не имеющую позитивного решения ни для них, ни для народа. Выбирать остается лишь из «плохо» и «очень плохо». Причем причастны к этому все — и оранжевые, и бело-голубые, и кучмисты, и кравчуковцы, и розовые, и даже красные. И уж, конечно, причастны коричневые.

Сегодня я хотел бы обсудить иную проблему, которая, как и проблема псов, не имеет, с моей точки зрения, гуманного (общечеловеческого) решения, но которая от этого не становится менее актуальной и насущной.

Я неоднократно обращал внимание на споры в блогах и комментариях условных (очень условных) националистов и интернационалистов. В данном случае я веду речь исключительно о представителях антиоранжевого лагеря, которых мы привыкли называть антифашистами и антинационалистами.

Возможно, для Украины определения «антиоранжевый», «антифашист», «антинационалист» совпадают, в целом, с квалификацией политического активиста, как русского, русскоязычного или пророссийского (независимо от того, именует ли он себя сам украинцем, малороссом или как-то еще). В России, однако, значительная часть общественности, и отнюдь не либеральной, справедливо опасается проявлений русского национализма и русского фашизма, совершенно верно определяя их, как не менее (а может, и более) опасные для русской государственности, чем общечеловеческо-либеральные идеи.

Мне уже доводилось писать, что Россия силою объективных исторических, политических и географических обстоятельств обречена существовать в формате полиэтнической империи. Имперская же идея, уравнивающая в правах мусульманина и православного, чукчу и посконного русака, равно чужда как украинским, так и русским (и любым другим) националистам. И так же, как украинские националисты не могут построить жизнеспособное государство на южнорусских землях, так и русские националисты окажутся нежизнеспособными в рамках исконных территорий Великого княжества Владимирского и Московского в границах времени Ивана III.

Однако ситуация на Украине в корне отличается от ситуации в России. В наших условиях русский националист и русский интернационалист, русский коммунист и русский монархист тяготеют к возрождению единого с Россией государства. Это наше общее стремление — наша первоочередная задача. Причем задача на долгую перспективу. Во всяком случае, не на пять лет и, скорее всего, даже не на десять. Только в самом неблагоприятном для населения Украины случае — гражданская война, полная деструкция государства как социальной системы и вынужденная необходимость России принять на себя ответственность за фактически даже не родственный, а свой народ и стратегически важные территории, может привести к относительно быстрому (два-пять лет) фактическому, а затем и юридическому объединению. Но мы же не хотим такого пути. Большинство не хочет не потому, что боится крови, а потому, что не уверено, что обойдется кровью соседа, а самого минует чаша сия. Но все же неважно, по какой причине большинство (кроме самых отпетых идиотов) гражданской войны и революции, со всеми их сомнительными прелестями, не желает.

И куда же нас ведет желательный нам эволюционный путь? Допустим, что все у нас получилось. У власти адекватное правительство, постепенно восстанавливающее экономическое, военно-политическое, а затем и административное единство. Допустим, что националисты окончательно утратили поддержку в обществе и маргинализованы не хуже, чем маргинализованы сейчас сотни профессионально-русских партий и организаций.

Окажемся ли мы толерантными и примем ли на себя обязательство обеспечить по отношению к нашим поверженным противникам соблюдение тех норм, соблюдения которых добиваемся сейчас в отношении себя от них? Боюсь, что нет. Опыт не позволит.

Мы же помним период 1956–1986 годов. О том, что такое украинский национализм, тогда знали только в ЦК КПУ и в КГБ и то потому, что им по работе было положено. Бандеровщина казалась навсегда искорененной, а Львов был ненамного менее русскоязычным, чем Киев, и только в селах и райцентрах господствовал смешной и милый суржик, да некоторое количество назначенных партией «мытцив» по должности иногда пользовалось литературным украинским языком.