Сержант Дайрсон попросил пилота держаться ниже облаков, пока он не получит более четкого сигнала передатчика. Зеленоватая темнота океана внезапно сменилась сверкающим коридором огней — Волшебное Королевство. Самолет сделал вираж над взлетающим фейерверком.
— Черт, — сказал полицейский. Он внимательно прислушивался к радиоприемнику. — Этого не может быть. Еще раз пролетим над этим местом.
Но телеметрические сигналы на втором вираже повторились, так же было и в третий раз, и в четвертый. Сержант Дайрсон выглянул в окно и подумал: он здесь внизу, он в этом чертовом парке!
Сержант велел пилоту вызвать Нэйплс.
— Мне нужна небольшая поддержка, — произнес он, — и еще парень с собакой.
— Мне сказать, за какой пантерой мы охотимся?
— Нет, не надо, — ответил сержант Дайрсон. Люди в комиссии уже устали слушать о Номере 17. — Скажи им, что мы обнаружили пантеру, попавшую в беду. Вот все, что тебе нужно сказать.
Пилот потянулся к радио.
— Какого черта она делает в самом центре развлекательного парка?
— Сходит с ума, — сказал Дайрсон. — Это все, что я могу сказать.
Танцующие брэйк переселенцы вызвали сенсацию у толпы. Скинк большую часть представления прикрывал глаза ладонью; это был один из самых безвкусных спектаклей, которые он когда-либо видел. Он спросил Джо Уиндера, не желает ли он помочь ему в операции с газом.
— Нет, я жду Кингсбэри.
— Для чего?
— Чтобы по-джентльменски решить наши неувязки. А возможно, разделать его на корм собакам.
— Забудь о Кингсбэри, — посоветовал Скинк. — Смотри, твоя девушка.
Платформа Керри появилась в конце шествия; прожектор осветил ее, расположившуюся среди искусственных пальм и синтетических кипарисов, в черном с блестками вечернем платье. Она была просто ослепительна, хотя толпа встретила ее жидкими и неуверенными аплодисментами: они ожидали увидеть полураздетую индейскую принцессу верхом на дикой кошке.
Джо Уиндер попытался помахать, но ему было очень больно поднимать руки. Керри не видела его. Она сложила руки на груди и начала петь по-итальянски.
Уиндер был ошеломлен, и не он один; беспокойный шепот пробежал среди рядов.
— Великолепно! — сказал Скинк. Его здоровый глаз сверкал, он стиснул плечо Уиндера. — Разве она не чудо!
— Что это? Что она поет?
Скинк покачал головой:
— О боже, ты должен знать, это же Пуччини. Это «Тоска»!
— Понятно. — Это было нечто новое — опера.
А Керри пела прекрасно; если ее голосу и не хватало силы, это восполнялось удивительной чистотой. Ария печально разлилась по Волшебному Королевству и, словно прохладный дождь, изменила настроение вечера.
Скинк приблизил губы к уху Уиндера и зашептал:
— Это происходит во втором акте, когда Тоска только что увидела своего возлюбленного, которого пытал жестокий начальник полиции и приговорил к смерти на костре. После своей напрасной попытки спасти его Тоска сама становится убийцей. Ее песня — горькая жалоба и плач над трагической насмешкой жизни.
— Никогда не знал, — сказал Уиндер.
Когда платформа проезжала мимо Волшебного Дворца, Керри пела:
Скинк закрыл глаза и раскачивался из стороны в сторону.
— О, почему дорогой Господь, — на ходу переводил он. — О, почему ты так наградил своего слугу?
Уиндер сказал, что публика, кажется расстроена.
— Расстроена? — негодующе произнес Скинк. — Они должны обезуметь. Скорбеть. Они должны плакать.
— Они всего лишь туристы, — отозвался Джо Уиндер. — Они весь день ждали, чтобы увидеть льва.
— Кретины.
— О, она знала, — нежно сказал Уиндер. — Она знала, что это им, хоть и чуточку, но понравится.
Скинк усмехнулся.
— Благослови, Господь, ее сердце.
Он стал неистово аплодировать.
— Браво! Браво!
Его хлопанье и крики привлекли внимание зрителей в нижних рядах, которые оборачивались на ложу с пытливым раздражением. Керри заметила их обоих в ложе Кингсбэри и с волнением помахала им. Потом она собралась и, глубоко вдохнув, снова запела первый куплет.
— Какая актриса. — Джо Уиндер был очень горд.
Скинк надвинул свою шляпу поплотней:
— Давай-ка иди за ней.
— Сейчас?
— Прямо сейчас. Пора. — Скинк потянулся и пожал Уиндеру руку. — У тебя есть около часа, — добавил он.
Уиндер сказал ему, чтобы он был осторожным.
— Здесь куча детей.
— Не волнуйся.
— Как насчет Кингсбэри?
Скинк ответил:
— Без парка с ним будет покончено.
— Я намеревался сделать его знаменитым. Тебе надо было послушать мой план.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал Скинк. — А теперь иди. И скажи ей, как она была великолепна. Скажи ей, что это было просто замечательно. Великий Пуччини был бы горд.
— Арриведерчи, — произнес Джо Уиндер.