Крамнэгел

И надзиратель повел старика навстречу немилой его сердцу свободе.

Для Крамнэгела освобождение Гарри оказалось катастрофой. До ухода Гарри он не отдавал себе отчета в том, до какой степени тот стал ему необходим — как в роли дружелюбного, пусть и не совсем нормального слушателя, так и в роли исповедника, которому можно излить душу. С его уходом вокруг Крамнэгела воцарилась тишина и навалилось то ужасное состояние, которое мучило в первую тюремную ночь, он снова увидел вокруг себя заключенных и обнаружил, что за неимением других занятий изучил всю обстановку своей камеры до тошнотворных подробностей. Об апелляции не поступало никаких новостей, письма от Эди приходили все реже и становились все короче, а улыбка священника — все наглее.

Затем, шесть дней спустя, около семи часов утра сильнейший взрыв потряс Найтсбридж, [23]и весь эдвардианский фасад здания банка «Манчестер коттон» с его карнизами, горгульями, бойницами, башенками и прочими финтифлюшками обрушился на мостовую, полностью перекрыв движение. Прохожих в этот час, к счастью, не оказалось, на месте происшествия нашли лишь старика водопроводчика со сморщенным лицом, выхаркивавшего в клубах пыли легкие. Сначала полиция приняла Гарри за невинно пострадавшего человека, случайно оказавшегося на месте катастрофы, но у одного из констеблей вызвали подозрения три канистры, висевшие на обмотанной вокруг талии старика веревке.

— Зачем они вам? — спросил констебль, но Гарри все еще бился в тисках сильнейшего кашля и членораздельно ответить не мог.

— Как по-твоему, Билл, что это у него такое? — спросил констебль у коллеги и услышал в ответ:

— На мой взгляд, канистры с горючей смесью. — После чего полицейские переглянулись, затем пристально посмотрели на старика и все поняли.

В участке Гарри быстро опознали, поэтому разрешили присесть, и теперь он сидел, завернувшись в одеяла, потягивая сладкий горячий чай, и отвечал на вопросы примчавшегося из Скотленд-Ярда Пьютри, решившего, что акт столь невероятного вандализма обязательно должен иметь либо политическую, либо расовую подоплеку, ибо чем же еще объяснить его размах, неистовство и явное отсутствие профессионализма в исполнении?

— Но почему вы взялись именно за «Манчестер коттон», Гарри? Почему? Вы, случайно, не спутали его с каким-нибудь другим зданием?

— Спутал? Как бы не так, — сплюнул Гарри. — Я знал, что делал.

Пьютри переменил тон: — Вы работали без помощников, старина?

— Я всегда работаю только один.

— Что так оно всегда и было, я знаю, но человек ваших лет не станет, черт возьми, обрушивать фасад банка просто так — ни с того ни с сего. Кто еще работал с вами, Гарри?

— Никто! — сверкнул глазами Гарри.

— Тогда скажите, сколько вам заплатили? И кто?

— Я сам собирался себе заплатить тем, что оттуда вынесу.

Пьютри поднялся со стула.

— Не заставляйте меня тратить зря время, Гарри. Я человек занятой.

— Я тоже был занятой, пока меня не сволокли сюда.

Сыщик наклонился к Гарри, придвинул лицо к самому его носу и испробовал очень мягкий, очень деликатный подход: — Здесь замешана политика?

— Чего?

— Кто вам заплатил? Арабы? Или ирландцы?

— Да нет же. Зато вот ему теперь будет что рассказать.

— Кому, Гарри? Кому?

Гарри крепко сжал челюсти, даже губы исчезли. Он молчал.

Пьютри вздохнул.

— Вам теперь легко не отделаться, мой мальчик, Гарри. Вам семьдесят шесть лет. Это ваш двадцать девятый арест. И если раньше суд всегда проявлял к вам снисхождение — именно потому, что вы работали в одиночку, то теперь вы выступаете как участник шайки, причем, извините меня, самый глупый ее участник, который берет все на себя, в то время как остальные продолжают гулять на воле. Нет, теперь от суда снисхождения не ждите. К тому же на этот раз вы попались не на мелочи, не на каких-нибудь серебряных подсвечниках. Вы уничтожили черт знает на сколько миллионов частной собственности, так что я не удивлюсь, если…

Пьютри запнулся, ибо в глазах Гарри вдруг вспыхнул огонек, зажженный сознанием исполненного долга, в них так и светились уничтоженные им миллионы, и в сердце Пьютри закралось подозрение, что старик действительно работал один.

— Ну хорошо, — сказал он устало. — Допустим, у вас не было соучастников.

— Так-то оно лучше. Больше похоже на правду, — сказал Гарри.

— Почему вы маскировались под водопроводчика?

— Под кого же мне еще маскироваться?

— Почему вы не пошли на дело в своей обычной одежде?

— Меня слишком хорошо знают, нельзя было рисковать. И вообще, когда у них идут брать банк, почти всегда переодеваются водопроводчиками.

— Где это «у них»?

— В Дикси. [24]

— В Дикси медвежатники обычно переодеваются водопроводчиками, когда идут на дело, вы это хотите сказать?

— Вот именно.

— Откуда, черт побери, вы это узнали?

— Слухом земля полнится.

— Слухом, значит. Так-так. А одежду водопроводчика где взяли?

— Взял напрокат в мастерской театральных костюмов Абрахамса.

— Ну, хоть с этим разобрались, — сказал Пьютри своему помощнику. — Отправьте костюм обратно к Абрахамсу. Так, а горючая смесь на что?

— Проникнув в банк, я собирался его поджечь.