Эд недовольно дёрнул уголком губ — не любил, когда его называли гением, приписывая все свои достижения сумасшедшему трудолюбию. Однако, что бы там Эдмунд себе не навыдумывал, никакие старания не сделают дурака профессором. Эд им стал. В очень небольшом возрасте.
— Надо будет застирать, — Эдмунд расправил мокрый краешек ткани.
Не могу сказать, что одобряю его поведение — маленькое пятно крема смотрелось бы аккуратнее, чем слюнявый рукав, но… а какого чёрта меня вообще должно это волновать? Мы в дороге втроём с одного бутерброда кусали, что там этот рукав? Ну, слюнявый и слюнявый.
Тяжёлая дверь главного здания академии приоткрылась. Во двор высунулась Луна. Она мелкими быстрыми шажками подошла к нам. К Эду.
— Я сдала.
Она смотрела на учителя широко раскрытыми глазами. Как на Роланда. Ждала его одобрения.
— Знаю, — Эдмунд улыбнулся, щёлкнув малышку по носу. — Хочешь забавный факт?
— Ну?
— Это был самый сложный билет.
Брови у Луны сползлись к переносице. Затем одна из них вскинулась. Выглядело это забавно.
Так же подумал и Эдмунд и рассмеялся:
— Думаешь, слишком просто?
— Я так понимаю, в самом лёгком билете был вопрос «Что такое магия?».
— Нет. «Какого цвета бумажка, с которой вы читаете этот вопрос?».
Луна хихикнула.
— А что ты смеёшься? Я серьёзно.
— Да ладно, — мы с луной не поверили.
— Честно, — Эдмунд положил руку на сердце. — На лиловый листочек приклеены два: жёлтый и красный. На них написан вопрос. Правильный ответ «жёлтый», потому, что последняя часть вопроса — собственно, слова «этот» и «вопрос» — написана на жёлтой части.
— Бред какой-то, — я покачала головой.
— Это называется «счастливый билет», — со знанием дела пояснил Эд, для пущей солидности поднимая вверх указательный палец.
— Идиотизм.
— Ты ещё не видела преподавателя, который ставил «пять» за экзамен, если кто-то мог заранее угадывал один из стихов, которые он загадывал перед каждым занятием. Или хотя бы автора. В течение недели между уроками можно было задавать наводящие вопросы.
Боюсь представить, как от такой информации перекосило моё лицо, но Эда оно насмешило:
— Да ладно тебе, Цифи, всё равно почти никто не угадывал.
Я прикрыла глаза и помотала руками, словно открещиваясь от продолжения разговора:
— Расскажи-ка лучше Луне, что тебе предложили педагоги.
Дочка вопросительно посмотрела на своего учителя.
— Меня пригласили читать выпускникам напутственную речь.
— Здорово. И когда это?
— Завтра. А если серьёзно, я буду четвёртым приглашённым. Цитируя декана «воды»: «Неприятно упускать Вас, всего лишь из-за того, что гостя обычно три».
— Мы идём с тобой?
— Если хотите, — Эдмунд пожал плечами и хитро прищурился. — Но там обещали вкусняшки.
— Аргумент, — Луна кивнула и оглянусь на меня. — Пойдём?
— Почему нет?
…
92. Луна.
…
— Никогда не давай человеку с сердечным приступом средства ускоряющие пульс. Это будет называться не спасением, а непредумышленным убийством.
Я лежала на широкой кровати в доме учителя, пока он одевался за ширмой, читая лекцию.
Перед походом на выпускной бал, где Эдмунду нужно прочитать речь, я не хотела записывать. Вдруг пролью чернила. Быстро отмыть от них розовый шёлк платья почти невозможно.
— Задача как раз в обратном — максимально замедлить пульс. Ты ведь не будешь нагружать повозку сильнее, если оси в колёсных парах трещать начали, верно? Ты её разгрузишь.
— Я понимаю.
— Раз понимаешь, завтра напишешь мне по этому материалу тест.
— Завтра экзамены за второй курс.
— Ах да… Ну… послезавтра.
Эдмунд вышел из-за ширмы в чёрном костюме, белой рубашке и шейном платке, ещё не заколотом заколкой. Второй раз меня не удивляла нормальная одежда.
— Иди-ка сюда.
Я встала с кровати и подошла к учителю, достающему из ящика шкафа пять коробочек. В каждой из них было по комплекту из заколки и пары запонок.
— Что бы ты выбрала на моём месте?
— Эти, — я ткнула на минималистичные тёмно-синие камешки.
— Давай эти, — всё остальное вернулось в шкаф.
Запонки вскоре заблестели на рукавах, а вот с заколкой Эду пришлось повозиться — игла тугой булавки никак не вдевалась в крышечку-держатель.
— Я готов. Едем за твоей мамой?
…
93. Луна.
…
В огромном парке, прилегавшем к территории академии, возвели навес. Он представлялся конструкцией из нескольких древних мраморных колонн и натянутой на них полупрозрачной ткани, зачарованной на защиту от воды.
Всё было увешано гирляндами цветов и светильников. По краям огороженной площадки стояли два ряда столов с угощениями.
Нас окружали стены тёмных деревьев и усыпанное звёздами тёмно-синее небо. Справа проходила река с крутым берегом. Неширокая, но быстрая.
Темнота окружила «павильон» — наш островок света, заполненный студентами, преподавателями и какими-то непонятными людьми, в число, которых входили я, мама, разносчики угощений из числа младшекурсников академии и ещё какие-то люди, причину присутствия которых я не знала. В сумме около двухсот — двухсот пятидесяти человек.