Крапивник (СИ)

Как и хозяйка ложка была очень старой, поверхность, покрытая тысячами мелких царапин, не блестела, краешек стёрся от многолетнего трения о дно кастрюли, и теперь чаша ложки имела форму капли, а не овала как у аналогичных новых приборов. Даже ручка носила следы времени — неравномерную толщину — где-то от постоянного использования древесина стиралась, и диаметр ручки уменьшался.

Жёлто-коричневый дворик, тихая улыбчивая старушка, кастрюля с чёрным дном на старом-старом огненном артефакте, почти разряженном, эта повидавшая жизнь ложка, выцветшие занавески и тазики с заготовками под тафы, тоже старые, местами со сколами — всё было таким тихим и уютным.

Бабуля выловила пару шариков ложкой. Через дырочки лишнее масло стекло назад в кастрюлю.

Старушка палочкой пробила первый таф. Пробив шарик насквозь, палочка вышла через отверстие в ложке. Подняла руку, наколола второй шарик.

В считанные секунды на палочке оказались пять шариков. Ловким движением женщина схватила из голубой мисочки на краю стола крупную морскую соль светло-серого оттенка и посыпала четыре шарика. Лишнее бросила в ту же мисочку, схватила щепотку сахара и отправила на пятый.

— Отдай папе, — старушка дёрнула подбородком, указывая мне за спину, где должен был стоять Эдмунд.

Фраза резанула слух, но я не стала поправлять. Всё равно мы со старухой друг друга видим первый и последний раз.

Повернувшись, вручила учителю еду.

— Спасибо, солнышко, — он слегка улыбнулся.

Старушка тронула меня за плечо, привлекая внимание, и отдала вторую палочку:

— Это твои.

— Спасибо.

Мы отошли. Эд надкусил первый шарик. Сырная начинка потянулась ниткой. Пока она совсем не убежала, учитель стянул с палочки остаток тафа и сунул за щёку.

— Ну что, постоим или будем есть на ходу?

— Можем на ходу.

Шарик с кремовой начинкой, присыпанный крупным сахаром захрустел у меня на зубах. Наверное, здесь больше подошла бы сахарная пудра, но что-то особенное было в этих хрустящих комках, которые приходилось рассасывать. Из-за них труднее было проглотить десерт быстро и приходилось растягивать удовольствие.

Мы пресекли двор. За ним потянулись такие же, но более тихие и пустые, где только иногда попадали группы играющих детей или занятых своими делами взрослых.

— У вас возле дома есть где-то цветы? — последним шариком у Эда оказался грибной.

— В смысле лавка или клумба? — я сняла с палочки предпоследний — с грушей. — Хочешь маме взять букет?

— Ага.

Палочка от тафов отправилась в мешок с продуктами. Такими тонкими щепками было удобно растапливать камин. Я передала свою Эду, чтоб она оказалась там же.

— Так что насчёт лавки? Клумба меня не устраивает — во взрослом возрасте, когда есть время, деньги и возможности, а дама любит розы — драть ромашки посреди улицы не солидно.

Я хмыкнула:

— Есть.

Главы 108–113. Пацифика, Луна, Пацифика, Луна.

…

108. Пацифика.

…

В двери повернулся ключ. Луна и Эдмунд пришли. Я не оторвалась от нарезки салата.

— Мы пришли, — Луна мелькнула в коридоре и убежала на второй этаж, в свою комнату. Эд какое-то время возился возле двери, чем-то шуршал.

Хм… Что это за странное пятно на яблоке? Лучше срезать.

Босые ноги зашлёпали по паркето. Краем глаза я видела со стороны входа на кухню какое-то шевеление.

Какое глубоко повреждение на этом яблоке — надо много срезать.

Я сосредоточенно строгала испорченный фрукт, всё ещё надеясь, что из него можно будет добыть в салат сколько-то хорошей мякоти.

Эдмунд стоял ровно за мной.

— Не виси, пожалуйста, над душой, — пробормотала я. Откладывая яблоко, из которого, наконец, удалось выделить часть лишённую подозрительных пятен.

— Надеялся, ты обернёшься, — Эд опустился на ближайший стул. В руках у него был пышный букет.

Розы нежного розово-пурпурного цвета. Одиннадцать крупных цветов.

Это мне?! Горло перехватило от странной эмоции.

Восторг? Отчасти. Букет, как букет, самый обычный — нечему восторгаться.

Смущение? Да, но почему? Эд чуть не подписался мне в мужья, после этого цветы — не повод смущаться.

Удивление? Безусловно. Но недостаточно сильное, чтоб объяснить им неспособность нормально дышать.

Я встретилась взглядом с Эдмундом, пытаясь понять что-нибудь по его лицу.

— Это тебе, — Эд вручил букет.

— Да, это я понимаю. Но с чего вдруг? — я мягко обняла колючие стебли, разом подозрительно щурясь и очаровательно улыбаясь.

— Рыцарь пришёл извиняться, — избавившись от цветов, Эд закинул ногу на ногу и сложил руки в замок. — Мне не стоило вчера на тебя орать. То, что расчёты… пострадали — не твоя вина. Может только чуть-чуть.

— Мне кажется, ты зря просишь прощения. Я виновата. И потом, ты ведь это на эмоциях.

— На эмоциях, — кивнул Эд. — Я и не предлагаю меня казнить за плохое поведение. Речь о том, что это не давало мне права на тебя орать.

— Ты… слишком спокоен. Ты в порядке?

— В относительном, — Эд пожал плечами. — Даже не знаю, что тебе сказать по этому поводу. Отлегло? В конце концов, всё куда лучше, чем было в прошлый раз. Эту ситуацию я могу исправить. Наверное, у меня должны быть даже какие-то записи в башне. На полях книг.

— Да… эта твоя дурная привычка.