Крапивники

Хотя… может всё наоборот? Он просто мудр? Понимает что-то, чего не понимают другие? Может уже разочаровался в жестокости и эгоизме и теперь вышел на новый уровень существования в виде мудреца, одарённого высшим пониманием в прошлой жизни? Может, даже не понимает этого сам, а просто живёт.

Может быть, Эдмунд старик?

Не знаю. Как бы там ни было, передо мной великий маг. Не потому, что вылечил печати, не потому, что вылечил разломы, не потому, что вернул чары разрушенным искрам.

Этот человек остановил время. Остановил его в себе и во всём, чего хоть когда-то касался.

Трое-Город вечен. Башня. Сам Эд. Это картофельное поле. Эти грозовые тучи. Этот разошедшийся дождь!

Я.

Всё это вечно.

Состарится и станет пеплом, но то, что свершилось однажды останется правдой навсегда.

Эд догнал и перегнал меня.

— Поймал!

Эд исхитрился перекинуть меня через плечо как мешок картошки и закружиться, всё ещё продолжая бег.

Я не очень понимала, как мы движемся — от вращения в глазах всё поплыло, а Эда качало от моего веса и скользкой земли.

Казалось, вот-вот упадём, но Эд держался на ногах, а я всё ещё летала, лёжа животом у него на плече, промокшем от ливня.

Небо сбрасывало на нас воду.

Эд снял меня с плеча, надеясь отдышаться, но меня понесло.

Схватив его за руки, потянула, заставляя кружиться. Не то чтобы он сопротивлялся.

Промокшие и грязные, мы продолжали вытаптывать на картофельном поле маленький круг, вращаясь.

— Всё, хватит. Я устал.

Эд отиустил мою руку и сделал шаг в сторну, перевести дыхание.

Прижал руку к боку. Очевидно, чувствовал покалывание. Раскрасневшийся и усталый, с коричневатой от грязи шевелюрой.

Я подставила лицо ливню, чтоб оно скорее остыло.

— Хм, странно, — он хитро прищурился. — На небе тучи, а я вижу солнышко.

Эдмунд откинув с лица промокшие волосы, распрямившиеся у корней под собственным весом, вытащил платок. Тоже мокрый, как вся одежда, но чуть менее грязный.

— Чумазое, — он стёр грязь у меня с лица.

Зачем? Под таким ливнем это бесполезно.

— Да, брось, Эд, дождь всё смоет.

— Как скажешь, — отпустив меня, тем же платком стёр с лица кровь. — Знаешь, солнышко, надо почаще давить чужую картошку.

— Ага.

Всё, существующее в мире, скрыла серая стена дождя. Осталось лишь туманное поле. Бесконечный пустой мир.

Мой бесконечный пустой мир.

— Эдмунд.

— М?

— Давай украдём картошку?

— Давай, — он удивился лишь слегка. — Выбирай любую.

Я присела на корточки и принялась копать землю руками.

— Запечём её в камине с ветчиной. Поедим с солью и бульоном запьём. Вкусно так будет.

— Помидоркой закусим. Совсем без овощей трудно будет, — Эд выдернул стебель, который я раскапывала. Поскользнувшись, шлёпнулся на мокрую почку.

Пару картошин вылетели из земли вслед за корнями стебля. Остальное мы выкопали вручную.

Наворуем картошки и пойдём домой. Завернёмся в пледы. Запрёмся в башне.

— Ты ногтями-то не копай — камень возьми, — Эд вручил мне подходящий булыжник.

— Спасибо.

Я поддела ком земли.

— Вот тебе новый проект, Эдмунд: победи смерть.

— Смерть?

— Ага. И никогда не умирай, ладно?

Он мягко усмехнулся.

— Не думаю, что хоть кому-то в этом мире стоит жить вечно, — он потрепал меня по голове. — Копай. А то сейчас совсем простынем.

Глава 57. Автор

Свет заходящего солнца резал глаза.

— Очнулся? — над Джастином нависла женщина преклонного возраста.

— Где я?

— Деревня Выхухоль называется. Тебя в лесу нашли. Тебя и зверя твоего. Где ты мутунта такого достал, что он без зарядки и без мага светлого жив до сих пор был?

— Дракон что ли? Она… ну да, она мутант. Это… очень долгая история, — из-за головной боли казалось, что только Джей говорит нормально — остальные же тараторят втрое быстрее нормального.

— Молока с мёдом тебе сейчас налью. Ты мне тут лежишь, в себя не приходишь, знаю только, поворачиваю тебя с боку на бок, да отварами пою. Один вот подобрала — очнулся.

— Спасибо.

— Твоё спасибо мне… как мёртвому припарка. Лучше скажи, кто тебя так проклял и делать с тобой что?

— Проклял? Никто меня не проклинал?

— Руку ты свою видал?

Джастин попытался опустить взгляд, он всё плыло. К счастью, старуха объяснила.

— Чёрная вся, судороги идут, кольцо не снять — с кожей срастается. Полосы какие-то по всему телу идут. Уж думали руку-то отрубить тебе — всяка лучше, чем совсем окочуриться — но не рубится — коркой какой-то обросла.

— Нормально я отдохнуть прилёг… давно я тут?

— Да неделю почти.

— Неделю? Чёрт!

Это ж что получается, он до Трое-Города доберётся только неделю спустя… Да Луна с ним и разговаривать не захочет. И рука ещё эта! Что он скажет? Приехал только когда помощь понадобилась? Да, ну, лучше сдохнуть, чем поджав хвост, к девушке за помощью бежать, когда именно то, чем её обидел, тебя и убивает.

Что сказать: «Прости, я уже понял, что бы не прав». Но это сработало бы спустя день, ну, может, два, но неделя! Неделя!

Нет, не поедет к ней.

Не в таком позоре его воспитывали.

Лучше уж сдохнуть, но назад не сдавать — аристократический род о гордости помнить должен, а не сдаваться, когда припекло.

И потом…

Стыдно.