— Ну, вот и лошадь готова! — проговорил он и начал было прощаться, но Иван Парфеныч удержал его.
— Постой, — проговорил он:- так нельзя. На-ка посошок на дорожку! — И он подал ему рюмку наливки.
— Это можно.
И, взяв рюмку, Ананий Иваныч проговорил, обращаясь к компании:
— Ну-с, до свидания! До свидания, Марья Самсоновна. — До свидания, Ананий Иваныч.
— Право, напрасно, Марья Самсоновна, не хотите со мной ехать; я бы доставил вас аккуратно.
— Нет, уж это подождем, Ананий Иваныч! — проговорила она скромно.
— Поедемте, прошу вас… так прокачу, что прелесть…
— Нет уж, пожалуйста, подождемте, Ананий Иваныч…
— Чего же ждать-то?
— Повенчаемся, тогда и будем кататься сколько угодно…
Ничего не знавший еще про свадьбу, Аркашка, заслышав слова эти, вытаращил глаза.
— Так давайте хоть поцелуемся! — проговорил Ананий Иваныч.
Марья Самсоновна опустила глазки.
— Уж поцеловаться-то можно, полагаю!
— Конечно, можно! — подхватили все.
— Я, право, не знаю… дозволит ли мне долг…
— Долг невесты, — перебил ее Иван Парфеныч; — целовать своего жениха.
— Кажется, первый поцелуй дается только после венчания! — стыдливо заметила Марья Самсоновна.
— Как же вы сейчас в лесу-то целовались? — бухнул фельдшер и захохотал во все горло. Вместе с ним захохотал и Аркашка. Марья Самсоновна вспыхнула.
— Позвольте вам заметить, господин, что этого никогда не было! — проговорила она.
— Нет, было.
— Не было!
— Было-с, при мне… раз двадцать, если не больше! — настаивал фельдшер.
Аркашка захохотал еще громче.
Но тут произошло нечто совершенно неожиданное: Ананий Иваныч, рассерженный хохотом Аркашки, обругал его паршивым крапивником, побледнел как полотно, заскрипел зубами и, поставив рюмку на стол, бросился было на Аркашку с поднятыми кулаками, как вдруг Аркашка размахнулся… но, как бы опомнившись, как бы испугавшись чего-то, опустил руку.
— Нет, не стану! — проговорил он, дрожа от гнева. — Пожалуй, еще из гимназии исключат!.. Черт-с тобой!.. Но помни, что я когда-нибудь за все заплачу тебе!..
И, не дав Ананию Иванычу времени опомниться, Аркашка бросился бегом с пчельника.
Сцена эта всех поразила.
VII
На следующий день пришел ко мне Аркашка. Так как у мальчугана этого не было пристанища, не было родных, не было даже доброжелательных знакомых, которые приютили бы его, то я и предложил ему на время вакаций поселиться у меня в доме. Аркашка был очень рад пожить у меня. Я отвел ему особую комнатку, предоставил ему полную свободу, и Аркашка зажил припеваючи. С утра до ночи он был на охоте и только часам к одиннадцати вечера, усталый и утомленный, возвращался домой, ужинал, болтал мне во время ужина о своих охотничьих похождениях и затем ложился спать. Однако утомление это нисколько не мешало ему вставать до зари и, засунув в карман кусок хлеба и что-нибудь оставшееся от ужина, снова бежать на охоту. О заданных на время каникул письменных упражнениях с латинского на русский и арифметических загадках (действительно, многие из задач гг. Малинина и Буренина имеют характер загадок) он даже и не думал; дело это откладывая от одного дня до другого и так-таки тем и кончил, что ничего не сделал. К чему все это задается детям, я, откровенно сказать, не понимаю, но думаю, что не с целью досадить хоть чем-нибудь ребенку во время его слишком коротких каникул.