Крапленая карта мира

В самый разгар пиршества плоти, когда искусница Люся, весело хохоча, демонстрировала все новые и новые грани своего мастерства, в прихожей послышался звук шагов. Дима на мгновение окаменел, затем, впервые за всю его жизнь, ощутил приступ дурноты. Такого не было, когда он бросил беспомощного братика в полном дыма и огня коридоре, не было, и когда он держал за руку впавшего в кому отца.

Оттолкнув Люсю, он вылетел в просторный холл. Ростовцев неторопливо снимал плащ. Старик вернулся раньше запланированного! В квартире валяются дамские принадлежности, завывает музыка и витает крепкий дым импортных сигарет.

– Димочка! – воскликнул профессор, заметив приемного сына. – Какой сюрприз! Я и не знал, что ты собираешься приехать. Я был в Стокгольме, да что-то неважно себя почувствовал, решил вернуться в родные пенаты. Если помирать, так уж на родине.

Дима машинально обнял отца, думая, как ему выкрутиться из идиотской ситуации. Дернул же черт старика вернуться раньше! И он, как мальчишка, попался с рыжеволосой шлюхой. Ростовцев не тот человек, который примет бабу в черном кружевном белье за коллегу по работе или уборщицу. Дима великолепно изучил за эти годы характер профессора. Интеллигентный и кроткий, он временами, когда что-то выводило его из себя, делался бешеным, как бык под ударами пикадора. Он никогда не простит и не поймет его. Ладно бы у Димы не было жены, но изменять Вере! Кажется, старик за сорок лет супружества ни разу и не посмотрел в сторону другой, кроме Лили, женщины.

– А почему здесь так накурено? Ты же раньше не курил! – Профессор двинулся в гостиную, где на уютном диване расположилась Люся. Внезапно Ростовцев обернулся и произнес, удивленно подняв брови: – Какой же я дурак, прямо-таки старый маразматик! Все же годы дают о себе знать! Ты приехал не один, а с Верочкой. И я, старый хрыч, не позвонил домой, так как пребывал в полной уверенности, что здесь никого нет. Не беспокойся, Дима, я сейчас ретируюсь. Мне все равно нужно заехать в университет.

Дима облегченно вздохнул. Пусть думает, что он с Верой. Придется что-нибудь придумывать, но важно, чтобы старик ничего не увидел. Ростовцев уже снова натягивал плащ, когда из гостиной показалось кукольное личико Люси. Ничуть не смущаясь, она произнесла:

– Димусик, это кто?

В первый раз за свою жизнь, и без того полную преступлений, Дима захотел убить ее, не раздумывая. Рыжая дура все испортила. Вылезла голая по пояс, назвала его Димусиком.

Профессор Ростовцев повернулся на сладкий голос. Секунду или две, не мигая, смотрел на Люсю. Затем схватился за косяк и начал медленно оседать. Дима бросился к старику. Тот хрипел, его лицо на глазах приобретало синюшный оттенок.

– Пошла вон! – рявкнул Дима на Люсю.

Та не заставила себя ждать. Через минуту она покинула квартиру на Ленинских горах. Профессор, подвернув ногу, лежал в прихожей, часто дыша.

– Нитроглицерин, – прошептал он. – У меня в кармане.

Его рука шарила в кармане плаща, прозрачный белый тюбик выкатился на пол. Профессор судорожно открыл его, но крошечные белые таблетки разлетелись по прихожей.

– Как ты мог, – прохрипел Павел Сергеевич, глядя на приемного сына. – Ты обманывал меня и Лилю. Вера… Она ничего не знает, бедный ребенок. Ты мерзавец…

Дима подошел к телефону, взял трубку и, послушав мерный гудок, положил ее на место. Старик, если выживет, обязательно расскажет правду Лиле и, что самое ужасное, Вере. Все, к чему Дмитрий так долго стремился, рухнет в один момент. Беспомощный старик, корчившийся, как краб, в прихожей, стоит на пути между ним и будущим. Ростовцеву под восемьдесят, почтенный возраст.

– Мерзавец, – шептал профессор, слабея с каждой минутой. – Как мы могли тебе верить. Ты…

Дима так и не узнал, как еще хотел назвать его приемный отец, потому что взгляд профессора остекленел, изо рта побежала струйка слюны. Убедившись, что Павел Сергеевич мертв, Дима тщательным образом привел комнату в порядок. На это ему потребовалось около часа. Затем он уехал в МИД, где пробыл до самого вечера. Телефонный звонок застал его в кабинете начальника.

– Вас, Дмитрий Николаевич, – произнес, выслушав несколько фраз, один из дипломатов.

Дима был внутренне готов и сумел разыграть изумление и скорбь, как заправский актер. Все решили, что пожилой профессор Ростовцев вернулся из командировки в Швецию, кстати, преждевременно, так как жаловался на боли в сердце, и едва он вошел в квартиру, как его настиг серьезный приступ. Он был один, пытался принять нитроглицерин, но не сумел. Трагическая смерть, но что поделаешь, все мы смертны.