Крапленая (СИ)

- Чего это ради, столько лет спустя, ты вдруг вспомнила обо мне? Ты здесь, в Воронеже?

- Я звоню из Москвы. Чего ради? Ностальгия. Приятных воспоминаний, конечно, раз два и обчелся. Но, должно быть возраст такой... Как ни как за полжизни перевалило. А вспомнить-то особенно и нечего.

- Как живешь, Катька? Чем занимаешься?

- Живу. Как все. Работаю. Тоже как все. А ты?

- Двое детей у меня – девочки. Муж ничего. Правда, попивает. Работа хорошая. Вот только...

- Что «только»? – тут же сделала стойку Катя.

- Я работаю у Марика, в его Салоне модной одежды.

- Ну? Так это ж здорово!

Видно, слишком неспокойно было у Любы на душе. Скорее всего, ни о чем другом сейчас она просто не могла говорить.

- Да. Было действительно здорово.Спокойно, культурно, интеллигентно. С Мариком полное взаимопонимание. А тут вдруг сваливается мне на голову фифочка из вашей чертовой Москвы, закручивает мозги нам. Марик на ее приманку клюнул. Да и я, признаться, тоже. А она оказалась аферисткой. Что там промеж них произошло, я не очень в курсе, знаю только, что фифу ту будто ветром сдуло, а на Марике лица нет. Ходит, как в воду опущенный. Я даже боюсь, не наложил бы на себя руки.

- Так влюбился в нее что ли? – допытывалась Катя.

- А кто ж их разберет. Знаю только, что Аделина забрала детей и ушла к матери. Мы ведь с ней на одной площадке жили. Я, по-соседски, по-дружески, пыталась ее образумить. Куда там. Сидит, словно изо льда отлитая, глаза застывшие, смотреть страшно. Я, говорит, вдова отныне, поскольку мужа своего заживо похоронила. Представляешь, страсти какие. А ведь они уже сколько лет душа в душу жили. Мы их всем в пример ставили.

- Это чем же он ей так сильно насолил?

- Кой-какие догадки, конечно, у меня есть. Но не хочу об этом говорить. Как ни как, он мой шеф и однокашник.

- Так может еще все образуется?

- Боюсь что нет. Я вчера была у него. Не узнать Марика. Щетиной оброс. И даже, знаешь, вдруг поседел. Ходит, как маятник, без передышки –туда-сюда, туда-сюда. Или сидит, уставившись в пустоту, и твердит, как попугай: «Уеду к родителям в Израиль». Так что, Катя, сижу, дрожу. Уж очень не хотелось бы работы лишиться. Да видно все к этому идет. Ладно. Ты о себе расскажи. Как дела твои?

- Превосходно. Вышла замуж. За французского дипломата. На днях уезжаем на пять лет в Австралию.

- С ума сойти!.. – с недоверием в голосе пробормотала Люба, конечно тотчас представив себе лопоухое, безгрудое убожество по кличке «Кузнечик». – Наверное, он намного старше тебя?

- Ну что ты. Мы с ним ровесники. Красавец! Высокий. Брюнет. В посольстве на приемах все сотрудницы на него пялятся. А он их, представь, даже не замечает. Разодел меня, как куклу – меха, драгоценности. На день рождения перламутровую «Ауди» подарил. Приходится учиться водить. Оказывается, самой сидеть за рулем гораздо приятнее, чем когда рядом постоянно торчит его шофер.

- Рада за тебя. – Как ни старалась Люба, естественности и искренности в голосе не получалось.– В наши края не собираетесь? Хотелось бы взглянуть на вас обоих.

- А как же. Перед отъездом в Сидней обязательно заскочим с мамой попрощаться.

- Кстати о твоей маме! – вспомнила вдруг Люба. – Мы с ней постоянно сталкиваемся в нашем супермаркете. А вот последние несколько дней я ее что-то не вижу. Не заболела ли. Я даже вчера или позавчера позвонила ей узнать, не надо ли чего. Никто почему-то не ответил. Хотела забежать к ней и, честно говоря, забыла. Я сама такая расстроенная хожу из-за нашего салона, все из рук валится, ничего делать не могу. Шутка ли, без работы остаюсь. Но, если хочешь, схожу.

- Спасибо. Не надо. Я пошлю к ней знакомого доктора. Если что, сама приеду.

Положив трубку на рычаг, Катя задумалась, переваривая в деталях добытую информацию. Итак, можно считать, что цель достигнута. Счастливая жизнь Марика и Аделины кончилась. И даже с бенефитами. Рушится не только семья, но и весь его жизненный уклад. А это уже полный реванш.

Однако что там Любка говорила про ее мать? При их последней встрече она пообещала ей часто звонить из гостиницы. Но совсем забыла об этом. А ведь мама, зная что дочь в Воронеже, наверное, каждый день ждет ее звонка. Почувствовав укол совести, Катя набрала домашний номер и долго держала трубку у уха.Мать к телефону не подошла. Меньше всего Катя была настроена сейчас ехать домой. Вечно у нее какие-то фокусы, - раздраженно думала она, просовывая ступни в уличные туфли.

Открыв своим ключом дверь, Катя застыла на месте. В нос шибануло нестерпимой вонью. Тошнота клубком подступила к горлу. Жуткое предчувствие обжигающим куском льда парализовало внутренности. Она не окликнула мать, а на цыпочках проскользнула в комнату, готовая к самому худшему. И тут, от представшего перед ней зрелища, ее начало безудержно рвать.