Крапленая (СИ)

Они оказались в окружении беломраморных скульптур, глядящих на них «пустыми» античными глазами. Лукавомордые псы, «бухие» львы, обнаженные девы, боги и богини, амазонки, мыслители и военоначальники. Изваяний было так много, что, даже при отсутствии посетителей, трудно было в их компании чувствовать себя одинокими. Буйно цветущие кусты роз – интимно-чайных, застенчиво-белых, отчаянно-красных, источали дурманящий аромат. Мраморные дельфины, застывшие в пухлых ручонках амуров, пускали в воздух струи игриво журчащей воды.

По выщербленным мраморным ступеням увитой диким виноградом стены они спустились на вторую террасу, раскинувшуюся перед ними просторным зеленым газоном, отороченным многовековыми лиственницами. Увлекая Андрэ в боковые, укрытые густой зеленью аллеи, Катя взяла на себя роль гида:

- Вон та скульптура в часовне работа Антакольского. На мой взгляд, это шедевр. Посмотри, девушка не просто идет по розам, она парит. Потому что душа ее отлетает в мир иной. Если не ошибаюсь, это дочь Юсупова, которая умерла в 19 лет от чахотки.

- Какое утонченно-одухотворенное лицо! Этот мрамор живой. Он дышит! – восхищался Андрэ. – Я думал, такое мог творить с камнем только Микеланджелло.

- Вон тот мраморный бюст Пушкину поставили после того как он дважды побывал здесь, у Юсупова... – Катя потянула его дальше. Ей не терпелось познакомить Андре со своими любимцами. – А теперь загляни сквозь решетку этого портика. Одно из лучших изображений Екатерины II. Она изображена здесь в образе богини правосудия, Фемиды. Правда здорово?

- Сколько царственного величия! И впрямь богиня.

- Я должна показать тебе еще одну скульптуру. Мою самую любимую. Можно сказать, я приезжала сюда ради нее.

Катя вывела его в заброшенный закуток парка, заросший чахлым, видящим мало света подлеском. Здесь, в полном одиночестве, на каменном постаменте, похожем на прямоугольный кусок стены, застыл со склоненной головой печальный бронзовый юноша, выполненный в натуральную величину. Он сидел, подогнув под себя одну ногу и безвольно свесив другую. В отведенной назад руке зажат лавровый венок. Другой рукой юноша опирался на перевернутый пламенем вниз факел.

- «Скорбь». Работа немецкого скульптора Барта. Это сын Юсупова. Его убили на дуэли. Я была почти влюблена в него и часто разговаривала с ним, - призналась Катя.

Плененный совершенством плавно струящихся форм и пластикой необычайно выразительного силуэта, Андрэ, не произнося ни слова, медленно обходил памятник по кругу, рассматривая его со всех сторон.

- А ведь это надгробие, - заметила Катя. - Юноша снял с головы венок славы, потому как он ему больше не нужен, и тушит факел жизни.

Они снова вышли на открытое пространство – к зеленому полю с лиственни-цами и целым воинством античных скульптур работы итальянских мастеров. А оттуда спустились на следующую террасу, где поджидал их трехметровый мраморный Геракл.

Указав мимоходом на мускулистую, полностью обнаженную фигуру мифи-ческого силача, Катя с усмешкой заметила:

- Долгое время по нему я составляла себе представление о том, что есть мужчина. – И, устыдившись затронутой темы, поспешила сменить ее: - Оглянись назад. Отсюда прекрасный вид на дворец Юсупова. Жаль, что он закрыт. В нем собрана богатая коллекция западно-европейских картин, фарфора, мебели. Хотя тебя-парижанина, этим-то как раз и не удивишь.

Позволив Андрэ пару минут полюбоваться бело-желтым дворцом на возвышении, венчавшим просторные идеально спланированные угодья, Катя взяла его за руку и повела к ажурному парапету, украшенному массивными вазами, готовя ему сюрприз.

И это был действительно сюрприз. Неожиданно перед ним открылся вид со склона горы на старое русло Москва-реки, мягко змеившейся среди лубочно мирных, раздольно широких лесов и полей. Андрэ застыл зачарованный у парапета, стремясь вобрать в себя эту дивную красоту, слиться воедино с бескрайней, обновляющей и очищающей душу русской природой.

- Какая ты умница, Катюша! – Он обнял ее сзади, прижавшись к ней щекой. – Какое чудо, что мы здесь! Ты подарила мне улыбку Родины. Дыхание Родины. Ее аромат. Я знаю, отныне этот день, этот неповторимый момент будет всегда со мной. Я буду видеть эти просторы там, в Париже, всякий раз перед тем как уснуть.

Она потерлась щекой о его щеку.

- Давай спустимся вниз.

Они медленно прогуливались по романтично вьющейся тропинке вдоль Москва-реки, заросшей белыми и желтыми водяными лилиями. Лениво текущая вода, искрясь на солнце, вспыхивала серебряными звездочками. Игрушечными вертолетиками плавали в воздухе стрекозы, присаживались на песчаные отмели напиться бабочки-капустницы. Деловито выбивал деревянную дробь дятел. Где-то вдали, за рекой тоскливо куковала неприкаянная пернатая бомжа. В высокой, неко-шенной траве желтели кувшинки, сиреневыми капельками пестрели колокольчики, изумленно и наивно топорщили белые лепестки желтолицые ромашки.