Красавчик

В купе он вернулся затемно. Сел на место и, покрывая матами качку поезда, которая соединилась с его пьяным нестойким восприятием мира, принялся раздеваться.

– Долго ты там ещё орать будешь?

Со своей койки поднялся Роман. Кинул на него взгляд и улыбнулся.

– Понятно. Долго. Пойду, покурю.

Никита поджал губы. Ему казалось, что он ругается про себя.

– Ну и плевать!

Он смог победить непослушные пуговицы на рубашке и нежелающие слезать с пяток носки, лёг под одеяло и затих. Сон кружил вокруг, но никак не приходил. Никита глубоко вздохнул и долго-долго выдохнул. Не помогло. Сон, как рукой сняло, стоило ему лечь. Он заворочался.

Поезд тронулся и через пару минут в купе вернулся Роман. Лёг под одеяло и затих.

Никита смотрел ему в затылок, представляя, каково это, коснуться пальцами его волос, провести по ним ладонью, поцеловать, ощущая запах шампуня и самого мужчины.

Внутренний голос молчал. Странно, но терпимо. Никита заворочался и опустил взгляд ниже. Поверх одеяла лежала рука Романа. На безымянном пальце краснел шрам.

– Ром, спишь?

– Да.

– А этот шрам на руке. На пальце в виде кольца. Он что-то значит? Для тебя.

– Он что-то значит для меня.

В купе повисла тишина. Никита то порывался спросить что-то ещё, то сам себя от этого отговаривал. Первым заговорил Роман:

– Я так понимаю, ты не заткнёшься. Хорошо. Давай расскажу. Только обещай, что больше никаких вопросов и никакого бормотания! Я устал. Поспать охота, Ник!

– Обещаю!

Роман сел. Обхватил колени руками и начал рассказывать:

– Мы встретились с ним на вписке и сразу поняли, что созданы друг для друга. Мы заканчивали фразы друг друга, иногда словно мысли читали. Подходили, как две половинки. Ну, не всё, как в сопливых бульварных романах, конечно. Ссорились мы тоже с размахом. Он как-то перебил в доме все тарелки. А я, помню, выкинул все его вещи с балкона. Сейчас и не вспомню, за что. Да и нужно ли. Мы встречались всего два месяца. Ха! Встречались. Мы были единым целым. Как будто никогда не расставались с момента первой встречи. Он мог быть на другом конце континента, а я безошибочно знал, когда достать телефон из кармана, потому что он захотел позвонить или скинуть сообщение.

Никита видел, как Роман начал потирать шрам на безымянном пальце. Голос его стал тише.

– Он был просто бешенным! По-хорошему так сумасшедшим. Как и я. И мы сходили в ЗАГС. Сразу же, как только поняли – мы не сможем больше быть ни с кем другим. Я подарил ему мотоцикл: мощный, спортивный, чёрный – всё, как он и хотел. А в тот день…

Роман резко вздохнул. Отпустил шрам и продолжил так тихо, что Никите пришлось напрячься, чтобы всё расслышать.

– Я пришёл первым. Позвонил, а он сказал: «Ты всегда так орёшь, стоит хоть на минуту опоздать. А я не опоздаю, Ром. Как на крыльях прилечу. Сам увидишь». На МКАДе тогда авария была. Автобус, кажется. Или грузовик. Я уже не помню точно. На дороге мусор всякий валялся, и всех разворачивали в объезд. А он не поехал в объезд. Не хотел опоздать. Не хотел, чтобы я ругал его. На дороге было много мусора. Он торопился. Мне потом сказали, что всё произошло из-за какого-то обломка. Но я точно знаю, из-за кого это произошло! Из-за того мудака, который орал на того, кого любил больше жизни. Всё из-за меня.

Роман отряхнул одеяло, лёг и, не глядя на Никиту продолжил:

– Я даже на похороны не смог пойти. Ведь это я во всём виноват. Я-то знаю! А кольцо? Мы с ним успели поменяться кольцами. В знак того, что принадлежим друг другу. Я больше не смог носить то кольцо. Оно слишком напоминало. Но и без него не смог. Я ведь никогда больше не смогу так полюбить. Ты понимаешь?

Роман повернул голову и взглянул на Никиту.

– Это напоминание о том, что было, и о том, что больше никогда так не будет. Я погубил то единственно прекрасное, что любил. И я не позволю себе повторить эту ошибку. Больше никто не должен пострадать из-за меня!

– Это так…

Никита не знал, что сказать. История потрясла его. Теперь понятно, почему Роман не заводит серьёзных отношений. Почему так резок, когда Никита начинает к нему приставать. Он и хотел бы ответить парню взаимностью, но не хочет, чтобы тот пострадал от него.

– Можно мы больше не будем об этом говорить?

– Да, Ром, конечно.

А на утро до Никиты дошло.

Он как раз допивал дорожный кофе 3-в-1, прежде чем сквозь жалость и безмерное чувство любви к Роману пробился первый росток логики.

– Рома! А сколько из того, что ты мне вчера наплёл, правда?

Роман Викторович посмотрел на него с неодобрением, словно бы оскорбился на то, что его назвали выдумщиком, потом картинно закатил глаза и показал сложенные вместе большой и указательный пальцы.

– Может, раза в два меньше.

– Отлично. А то я уже думал вновь впасть в восторженно-щенячье состояние.

– Какое-какое?

– Ну, с глазами, полными восторга и обожания, и штанами, описанными от радости, стоит мне тебя увидеть.

– Так сильно меня любишь?

– С каждым разом всё меньше. Спасибо. Твои уроки помогают.