Красавчик. Книга шестая. Аустерлиц

Брехт недооценил австрияков, полностью забыл о них. И зря. К тому моменту, как он с первой цепью егерей поднялся на высоту, ситуация там круто изменилась. На помощь русским подоспели австрийские части. Шестнадцать пехотных батальонов генералов Юрчека и Роттермунда под общим командованием генерала Коловрата двинулись отбивать утраченные позиции. Под их прикрытием русские части получили возможность собраться и снова вступить в бой. Да, без утраченной при бегстве артиллерии, но штыки-то есть. А ещё русский дух. А не нюхай. Ну, страшно было, потом простирнут бывшие когда-то белыми штаны.

Сент-Илер тоже получил подкрепление, прибыли отставшие было из-за преодоления оврага — шесть 12-фунтовых пушек. Бригадный генерал Поль Тьебо соединил свои три пушки с подъехавшими шестью в одну батарею и приказал её командиру капитану Фонтене начать стрелять только по команде и делать каждый выстрел и ядром, и картечью вместе. Капитан попытался возразить — пушки могло разорвать, но генерал был неумолим:

— Пусть они выдержат хотя бы десять минут, этого хватит! Да, и положите рядом с орудиями по 10 зарядов картечью и по 10 зарядов ядром, чтобы стрелять как можно быстрее.

Затем он переключился на пехотинцев, угрюмо наблюдающими за надвигающимися цепями австрияков.

— Солдаты, я думаю, не следует напоминать вам, перед стрельбой тщательно целиться, наводя оружие на средину корпуса человека и на средину взводов, чтобы ни одна пуля не пропала. Победа близка! Да здравствует император!

— Да здравствует император! — гаркнули сотни глоток.

Брехт успокоился. Тут работы на пять минут, он ещё успеет переговорить с Вандаммом про погоду и про то, как он нашего Дольфа Лунгрена уделал, безобразник. Дальше всё буднично было, караколь этот отрабатывали сотню раз. Ничего нового. Мориц Оранский ввёл караколь в тактику пехотных полков в ходе реформирования нидерландской армии во время Восьмидесятилетней войны в начале 1590-х годов. Двести с лишним лет прошло. И сейчас этим не пользуются. Ну, и не надо. Им не надо. Надо нам. Это же почти пулемёт получается.

На позицию цепью вышло двести егерей и, произведя залп в спины французов, отошли на пять шагов назад, заряжать винтовки Бейкера. Выстрелили следующие две сотни, французы только начали поворачиваться и рты открывать. Ну, типа, а нас-то за что? Третья цепь егерей. Всё егеря кончились их всего шестьсот человек. Но на их смену пришли гренадёры немецкие. Четвёртый залп, тоже ушли. Снова гренадёры немецкие и эти кончились. Последняя рота осталась чеченских гренадеров.

Бабах. Это Кристианушка или Петер попали-таки в пороховые ящики батареи французской. Они стояли чуть правее Брехта, и из, кажущихся игрушками в их рука…ручищах Слонобоев самозабвенно, как на охоте палили по батарее. Туда же, но по пушкарям Брехт приказал стрелять и своим тринадцати старичкам, что как бы гвардию его организовали. А чего у Буонопартия есть гвардия, уж он-то не глупее. Тоже достоин.

Французы падали сотнями. В кого и три пули угодили, но после тысячи двухсот выстрелов количество целей резко уменьшилось, и теперь уже егеря, вновь вернувшиеся с заряженным оружием выцеливали каждого мечущегося пехотинца. Пару десятков офицеров видимо и генералов попытались организовать на них атаку. Ага. Сейчас, ту сотню, что карабкалась к ним, стоящие в резерве чеченцы князя Мудара просто перестреляли, а последних прикончили уже сдавшихся, проехав по порядкам и добивая сдающихся и раненых. Ну, вот нет у Сульта больше дивизии, спасибо Морицу Оранскому. И товарищу Бейкеру. А ещё и товарище Петерсу. Товарищ Петерс — классно звучит, прямо как при большевиках.

— Спускаемся. В деревню не заходим, ещё пальнёт какой дурак из дома. Нам вон на ту высоту. Абдукерим-бей ты со своими в авангарде. Стрелять во всё, что шевелится.

Дивизионный генерал Луи Шарль Венсан Ле Блон, он же Сент-Илер лежал на стылой чешской земле, почти на самом верху холма Працберг и мутнеющими глазами смотрел на небо Аустерлица.

«Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, — совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба». (Лев Николаевич Толстой).

А может и не о небе думал генерал, а о пуле в животе. Больно-то как. Словно шевелится там и продолжает рвать кишки. Короче бы на небо.

Событие сорок четвёртое

Оказывается, у рыжих везде рыжие волосы, даже в супе.