Красавчик Саша

Однако обстановка в обществе легче не становилась. Отринуть грозное «наследие» великого финансиста-жулика оказалось не так уж и просто. Призрак Александра Стависского во Франции 1934 года все маячил, возможность разоблачений все нависала, отнюдь не рассеиваясь, а скорее даже наоборот — сгущаясь.

Уже ясно стало, что Кьяппу, вероятнее всего, не быть более префектом Парижа: крови с каждым днем становилось все больше и больше — буквально с каждым днем. А призрак «красавчика Саши» все не исчезал, неотступно преследуя французов, как страшный кошмар. Искусно организованные «самоубийства» префекту и другим прежним «клиентам» Стависского никоим образом не помогали.

Для Кьяппа оставалось два пути: или он бесповоротно полетит вниз, или поднимется наверх, но только на самый-самый верх. Ему ничего не оставалось, как захватить всю полноту власти в республике.

* * *

Переворот становился все более и более неотвратимым. Так полагал префект Парижа Жан Кьяпп.

Ему казалось, что иного выхода из дела Стависского уже не имеется: падение в тартарары (то бишь в отставку) префект выходом для себя не считал, ибо, падая, он бы неминуемо разбился, а разбиваться тот никак не собирался. Самый расклад сил, думал он, вынуждал идти на диктатуру, тем более что лига «Огненные кресты» в лице своих шефов обещала полнейшее, безоговорочное содействие Кьяппу.

Кроме того, префекту непосредственно подчинялась (не по службе, а по дружбе) довольно-таки значительная группа полицейских-корсиканцев. А еще у него были наемные агенты, а также и агенты-убийцы. В общем, силы имелись.

И префект Парижа, без всякого сомнения, решил: остается одно — переворот, мятеж правых сил. Нашлись и очень серьезные люди, которые всячески поддержали его.

«Только так мы и развяжемся окончательно с проклятым делом Стависского», — мудро заметил граф Жан-Франсуа де ля Рокк, ужиная вместе с герцогом Поццо ди Борго, парфюмерным королем Франсуа Коти и с префектом Кьяппом в весьма отменном ресторанчике «Ночные корабли», что на бульваре Рошешуар, рядом с милым фашистским театриком «Десять часов» (и ресторан и театрик содержались на средства Коти, бывшего главным меценатом «Огненных крестов»).

Раздел одиннадцатый 1934 год. 1–6 февраля Несостоявшаяся революция

1

1 февраля

КАБИНЕТ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА

Префект Жан Кьяпп пошел представляться новому премьеру Эдуарду Даладье, который сменил позорно бежавшего в отставку Камиля Шотана. (Попросился на покой и министр по делам колоний — как оказалось, у него в кабинете целый шкаф был завален чеками от Стависского; приготовился драпать и министр юстиции, также оказавшийся связанным с «красавчиком Сашей».)

Новый премьер был более чем краток. Прямо с порога своего кабинета, собственно не давая Жану Кьяппу даже войти, он крикнул, не пытаясь сдержать раздражения:

— Господин префект Парижа! Я знаю, что работа на таком ответственнейшем посту чудовищно измотала вас. Вы настоятельно нуждаетесь в долгом и чрезвычайно продолжительном отдыхе.

Да Даладье просто выгонял его — не иначе! Кьяпп совершенно вышел из себя, набычился, стал даже как будто выше, побагровел, выпучил глазки и, напрягши голосовые связочки, рявкнул:

— Ладно, господин премьер, — увидимся вечером на улице!

Вот и вся беседа нового премьера Третьей республики со всесильным префектом Парижа.

Итак, Эдуард Даладье отказался от услуг фашиствующего префекта Кьяппа.

Кстати, это был тот самый Даладье, который четыре с половиной года спустя подписал в Мюнхене соглашение с Гитлером и Муссолини. Занятно, не правда ли? Решительно выгнать сочувствующего фашистам Кьяппа, чтобы столь же решительно снюхаться с самим Гитлером.

Конечно, выгнать Жана Кьяппа очень даже следовало, но только не для того, чтобы сдать Францию маньяку Гитлеру. Так, во всяком случае, полагали у нас тогда довольно-таки многие.

* * *

Прессар, генеральный прокурор Третьей республики, по своему обыкновению ужинал на Монмартре в любимом своем ресторанчике «Крылышки ангела».

Был он хмур и мрачен, и ежели бы не три прелестные щебетуньи-девицы, разделявшие с ним трапезу, ужин бы напоминал поминальный вечер.

Но в некотором роде это и был поминальный вечер. Можно сказать, что генеральный прокурор прощался со своей блистательной карьерой.

Щебетуньи-девицы как-то все-таки успокоили Прессара, но тут явился Жан Кьяпп, в глубине души все еще надеявшийся, что может еще как-то усидеть в кресле префекта Парижа.

Прессар, едва только завидев проклятого коротышку, вскочил и стал так бешено, хотя и нечленораздельно орать (явственно можно было различить только слова «вон» и «дерьмо»), что тот мигом ретировался, довольно резво покинув «Крылышки ангела».

Однако генеральный прокурор долго потом еще не мог успокоиться. Ярость его постепенно спала, но теперь он чуть не плакал. Да что там «чуть»?! Он стал явно подхныкивать, и даже три на все готовые красотки не могли уже тут ничего изменить.